Мирмухсин - Молнии в ночи [Авторский сборник]

Она успокоилась лишь тогда, когда в комнату влетели разгоряченные Казим и Алиджан. Тут-то и начался настоящий праздник. Все были оживлены, и больше всех — Малика и Алиджан. Звенели песни, все танцевали без устали. До самой полуночи кипело веселье в комнате счастливой Малики.

В полночь стали расходиться по домам. Алиджан и Казим вышли последними, их провожала хозяйка. Дул мягкий, прохладный ветерок. Все небо было в звездах, и степь сверкала бесчисленным множеством огней. Вдали, на одной из строительных площадок, качалось голубое зарево — стройку освещали прожекторы. От станции доносился прерывистый грохот, лязг железа — это маневрировали тяжелые составы. Пронзительно вскрикивали паровозы — над всей стройкой метались паровозные гудки.

Ночь была огромная, шумная, живая…

Когда Алиджан, прощаясь, протянул руку девушке, она, запинаясь, сказала:

— Мне надо поговорить с вами…

Казим приветственно взмахнул рукой и побежал догонять ушедших гостей. Алиджан вопросительно смотрел на Малику.

— Вы сегодня сказали… у вас мама заболела?

Алиджан, не выпуская из своей руки горячую ладонь девушки, кивнул:

— Да, прихворнула малость.

— Вам надо ее проведать.

— Я уж отпросился с работы на несколько дней. Поеду завтра поездом Андижан — Ташкент.

— Когда поезд уходит? — напряженно спросила Малика.

— Утром.

Девушка облегченно вздохнула:

— У меня смена с трех часов дня.

— Вы придете меня проводить?

Малика утвердительно качнула головой.

— Приходите прямо на станцию. Я буду ждать.

— Приду.

На следующее утро она уже была на станции — рука об руку с Алиджаном медленно прохаживалась по платформе. Изредка они перебрасывались короткими репликами. Алиджан вздохнул:

— Вот мы и расстаемся…

— Разве вы не вернетесь?

— На крыльях прилечу! — засмеялся Алиджан.

— Значит, не расстаемся.

Алиджан, посерьезнев, сказал:

— Мне там и день за год покажется.

Малика искоса бросила на него быстрый взгляд, щеки ее залились густой краской:

— Мне тоже…

Раздался первый звонок — отъезжающие заспешили к своим вагонам. А Алиджан, как вкопанный, все стоял против Малики, смотрел на нее, не отрываясь, словно им и впрямь предстояла долгая разлука. Заметив, что у него на одну пуговицу расстегнута рубашка, Малика застегнула ее, поправила воротник.

Второй звонок…

Алиджан взял девушку за руки, чуть притянул к себе — она прижалась к нему, уткнулась лицом в могучее плечо… Он приподнял ее голову, поцеловал Малику — в это время поезд, загремев сцепами, тронулся. Малика, словно очнувшись, ласково оттолкнула Алиджана:

— Опоздаешь!..

Они побежали к его вагону. Алиджан крепко-крепко пожал девушке руку, на ходу вспрыгнул на подножку, сорвал с головы тюбетейку и помахал ей:

— Я скоро вернусь! Жди-и-и-и!..

К удивлению и радости Алиджана, мать оказалась в полном здравии — она и не думала болеть, а тревожную телеграмму дала потому, что просто стосковалась по сыну. Алиджан не обиделся на Халнису-хола за этот невинный обман, хотя на стройке была самая горячая пора. Он любил мать и тоже успел по ней соскучиться. Она осталась все такой же непоседливой, хлопотала по хозяйству, не позволяя сыну помочь ей, и все ахала да охала, дивясь, как он изменился… Алиджан принимал ее заботы и восторги чуть снисходительно, но грудь его заливала волна гордости. Он пробыл дома два дня — мать не отпускала его от себя. Он тоже не особенно рвался из дому и даже сам себе не признавался, что боялся встретить Фариду… Мать же о ней не обмолвилась ни словом.

Оставив матери все свои сбережения, он сердечно попрощался с ней…

Перед самым отъездом Алиджан заглянул к Андрею Андреевичу, извинился перед ним за внезапное «бегство», объяснил, как все случилось, рассказал о своем новом, трудовом житье-бытье…

Старый мастер ни словом его не упрекнул — он был рад за Алиджана, хотя и огорчался, что не к нему на завод попал в переплавку нескладный этот характер…

Но ведь неважно — где и с чего началась закалка. Она началась.

Как ни крепилась Фарида, как ни старалась заглушить душевную боль работой — любовь и обида продолжали терзать ее сердце. Она пыталась доказать самой себе, что только сослепу, по глупости полюбила парня, недостойного ее любви! На память приходило все дурное, что она слышала об Алиджане. Он еще в детстве был избалован отцом. Он тряпка, тряпка — позволил Буриходже, выходцу из темного прошлого, опутать себя, как змея опутывает глупого суслика… Говорили, что Алиджан носит под рубашкой треугольный амулет, — Фарида и в это заставила себя поверить. Кто-то с насмешкой сообщил, что у Алиджана сорок пятый размер ботинок — Фарида тоже смеялась: ну и ножищи!..

Она, казалось, только искала повода, чтобы посмеяться над этим недорослем…

Но вот до Фариды дошли слухи, что Халниса-хола подыскала сыну невесту, а потом она узнала, что Алиджан уехал на стройку, и от ее внешнего безразличия и насмешливости не осталось и следа. Она и не подозревала, что эти вести смогут так взволновать ее. Видно, в глубине души она все-таки на что-то надеялась…

В смятении Фарида поспешила к сестре, чтобы излить душу. И только заикнулась об Алиджане, как Салияхон задумчиво сказала:

— Славный он парень. Добрый и честный. Если б не был таким задиристым…

— Апа, — вспыхнула Фарида, — я пришла не за тем, чтобы выслушивать похвалы в его адрес!

— Что же тебе надо?.. Взгляни в зеркало: на тебе лица нет!..

— Вы слышали, его хотят женить?..

— А сам-то он хочет этого?

— Не знаю…

— Не знаешь, а говоришь. Ведь он тебя любит, сестренка!

— Нет! Нет!.. — Фарида вдруг всхлипнула, ткнулась головой в колени сестры… Салияхон, ласково поглаживая ее по волосам, проговорила:

— Рассказала бы, сестренка, что там у вас стряслось. Вижу, ходишь как в воду опущенная… Ведь вы же любили друг друга!

— Нет!

— Значит, мне показалось, — спокойно сказала Салияхон. — А нападаешь ты на него напрасно. Молодо-зелено, поживет — пообтешется… Сразу-то никто не рождается мудрым! Он еще не нашел своей дороги.

— Он уехал, апа!

— Час от часу не легче! Куда уехал?

— На строительство ГЭС.

— Вот видишь! Значит, не потерянный человек. Может он как раз и ищет свою дорогу?..

— Не знаю. Ничего не знаю!

— Ох, сестренка, чую — упустила ты свое счастье…

Фарида, разрыдавшись, убежала в сад. Она села на траву под яблоней, обхватила руками колени, задумалась…

Алиджан, как живой, возник перед ее мысленным взором — нежный, неуклюжий, честный, растрепанный, любимый!.. Ну и что с того, что он заподозрил ее бог весть в чем, — значит ревновал! Он такой горячий… Хорошо, он был неправ. Так надо было не фыркать, а доказать ему его неправоту! Чем она-то лучше его? Взъерепенилась, надулась! Его ослепила ревность, ее — самолюбие и обида. И они растоптали свою любовь… Ох, не норовистость тут была нужна — решительность!