Мирмухсин - Молнии в ночи [Авторский сборник]

Как же теперь вернуть Алиджана?..

Еще долгие недели Фарида мучилась сомнениями, наконец, преодолев себя, осторожно выведала у Халнисы-хола адрес Алиджана и написала ему письмо:

«Алиджан-ака!

Шлю вам свой привет и свою тоску… У нас все по-прежнему, все живы-здоровы. Желаю и вам здоровья и счастья. Помните наш последний разговор?.. Вы оскорбили меня своими нелепыми подозрениями, я решила больше не встречаться с вами и только потом поняла — это же были не ваши слова, это в вас говорил слепой гнев! Неужели же вы всерьез предположили, будто я могла вам изменить? Я люблю вас. И потому прощаю. Выберите свободную минуту и напишите. Рада буду весточке от вас.

Алиджан долго не отвечал. Фарида места себе не находила, душу одолевали растерянность и тревога. Она хотела было еще ему написать, но удержалась. Нельзя совсем уж поступаться своим самолюбием… Она терпеливо выслушивала чужие сердца, а ее собственное сердце сжималось от боли!

Наконец, спустя месяц пришел долгожданный ответ от Алиджана. Фарида непослушными пальцами вскрыла конверт, так и впилась глазами в неровные строки…

«Фаридахон, салам! — писал Алиджан. — Спасибо за письмо. Рад был узнать, что у вас полный порядок. Желаю и вам здоровья и счастья. Ну, а насчет всего остального… Что мне сказать? В одном сердце двоим никак не поместиться… Забудем о старом. Что было, то прошло.

С искренним уважением

Когда Фарида дошла до последних строк, ее словно ударило током. В глазах потемнело, кровь отлила от щек, даже губы сделались белыми и холодными. В одном сердце двоим не поместиться. Значит, он полюбил другую?.. Фариде показалось, что все померкло вокруг. Письмо Алиджана отнимало у нее последнюю надежду. Алиджан полюбил другую! И она сама, сама во всем виновата… Пока терзалась, раздумывала — счастье ушло. Ох, какое же оно увертливое — счастье!.. Стоит выпустить его из рук, взмахнет крыльями, только его и видели! В голове Фариды была такая сумятица, что она никак не могла собраться с мыслями, лишь лихорадочно повторяла про себя: «Улетело мое счастье… Улетело мое счастье…»

Письмо пришло в воскресенье — весь этот день Фарида бесцельно бродила по саду, словно сломленная тяжким недугом. Заглянувшая с утра Салияхон приготовила обед. Фарида отказалась от обеда, накричала на племянников, привязавшихся к ней, — они убежали в дом, оторопелые, испуганные… Соседки пригласили ее красить усьмой брови, Фарида и их встретила неприветливо. Она бродила по саду, и все ей казалось нереальным, иллюзорным: желтеющие кроны деревьев, отяжелевшие виноградные лозы, арыки, дом… Все было неживым, словно игрушечным…

Салияхон, видевшая, как почтальон принес письмо, догадывалась, что это из-за него, из-за письма, сестра так убивается, но молчала, боясь растравить ее раны, и только настороженно следила за ней краешком глаза…

Фарида принесла щепки, чтоб раздуть самовар, да так и застыла со щепками в руках, снова погрузившись в свои невеселые думы. Салияхон, наконец, не выдержала, подошла к сестре:

— Что с тобой, сестренка?

— Со мной? Ничего…

Салияхон набралась решимости, сердито спросила.

— Что он там тебе написал?..

Фарида, уже не в силах владеть собой, разрыдалась. Щепки выпали у нее из рук, она закрыла лицо ладонями и так стояла перед сестрой — плачущая, страдающая, беспомощная… У Салияхон от жалости перехватило дыхание.

— Успокойся, сестренка. Разве так можно?.. Совсем голову потеряла. Так ты погубишь себя! Да пропади он пропадом со своим письмом! И словно забыв, как совсем еще недавно расхваливала Алиджана, Салияхон принялась бранить его: — Да он слезинки твоей не стоит!.. Непутевый, как есть непутевый. Разве он тебе пара? Парней-то вокруг хоть пруд пруди, найдешь еще себе под стать! На этом дылде свет клином не сошелся. Или у него голова из золота? — Она обняла сестру за плечи, повела к дому. — Приляг, отдохни… А потом попьем чайку, потолкуем о том о сем… Обо всех-то плакать — слез не хватит!

Фарида шла с ней, как слепая… Споткнулась о пенек, расшибла коленку, но боли не почувствовала. Да и душевная боль утихла — видно, перегорела в слезах. Тупое равнодушие овладело Фаридой.

Год проработав на стройке, Алиджан вернулся в Ташкент.

Он ехал от вокзала на попутной машине, взволнованно всматривался в черты родного города. Как похорошел Ташкент!.. Струи фонтанов, искрясь, рассыпались в воздухе, улицы, сады утопали в зелени. А сколько выросло новых домов!

Алиджан слез с машины, не доезжая до дома. Была уже осень, но стояла томительная жара. Он снял пиджак, перекинул его через левую руку — в правой он нес чемодан. Он шел уверенной, хозяйской походкой, с высоко поднятой головой. Миновал мост, знакомую чайхану и даже не взглянул в ее сторону. Наконец, Алиджан свернул в узкий переулок, где на пыльной мостовой прошло его шальное детство… Он поставил на тротуар чемодан, вытер платком вспотевшее лицо, расстегнув ворот рубахи, стал обмахивать тюбетейкой влажную грудь. Алиджан словно старался растянуть удовольствие от встречи с родными местами.

Солнце, достигнув зенита, обрушило на город прямые потоки обжигающих лучей. Воздух был недвижим, и все вокруг словно замерло: высокие тополя казались изваянными из камня, ветви персикового дерева, тяжелые от плодов, перевесились через дувал на улицу — и тоже, чудилось, были вылеплены из бронзы и золота… Из сада тянуло пряным ароматом джиды — Алиджан повернул голову, через дувал увидел серебристую листву джиды, она переливалась под солнцем, как подернутая рябью вода. В этом дворе живет Фарида — Алиджан сразу и не заметил, что остановился как раз возле ее дома. Фарида… Недавнее прошлое Алиджана… Как причудливо течение жизни!

У него все-таки дрогнуло сердце, он схватил чемодан, поспешно перешел улицу…

У арыка, на корточках, сидел Сарымсак-ата… Когда Алиджан приблизился к нему, он встал, приветливо протянул юноше руку…

— С приездом, сынок! Жив-здоров?

Алиджан тепло поздоровался со стариком, теперь он мог прямо смотреть в глаза неутомимому труженику. И уже не дивился его неутомимости: он понимал Сарымсака-ата.

Вот и родной дом, знакомое раскидистое ореховое дерево — с тенью чуть не на весь переулок. Алиджан толкнул ногой калитку, она оказалась запертой изнутри на цепочку. Он постучал.

— Кто там? — послышался слабый голос.

— Это я! Откройте!

К калитке, опираясь на палку, подошла старая женщина. Алиджан узнал Джахан-буви. Она переспросила:

— Кто это? Я тут одна, сынок, хозяйка-то ушла…

— Да я это, тетушка Джахан-буви!

— А, ты меня знаешь? — старуха сняла цепочку, приоткрыла калитку, но стояла, не двигаясь, вглядываясь в Алиджана подслеповатыми слезящимися глазами. И Алиджан смотрел на нее с ласковым состраданием. Бедняжка за год совсем состарилась: спина согнулась, из-под платка выбивались белые-белые волосы… Видя, что Джахан-буви не признает его, Алиджан спросил: