Шабданбай Абдыраманов - Белый свет

Ох как нелегко людям достается свобода. Вся история человечества связана с борьбой за нее. А как же иначе? И себестоимость ее непомерно высокая, обязывающая. Сердце Маматая наполнялось благодарностью за все выстраданное отцами и дедами, чтобы их дети и сыновья стали свободными, чтобы ценили и берегли свободу, были всегда начеку.

Вот ведь что сделал страх с его отцом — корни подточил, согнул, высушил душу, ведь недаром мудрецы говорят, что страх превращает человека в животное… Нелегко ему было со своими мыслями, но Маматай хотел смотреть правде в глаза, хотел быть с теми, кто не испугался ни смерти, ни голода и холода во имя истины, свободы и справедливости. «Прежде чем бороться с мурзакаримами, нужно победить их в самих себе, — рассуждал Маматай. — Ведь они и рассчитывают в своей борьбе на то, что в ком-то обнаружат самих себя со всей своей фальшью и увертками…»

Маматай с сочувствием посмотрел на спящего отца, радуясь, что теперь ему станет и легче, и радостнее ходить по своей земле.

Прошло уже более года, как Маматая Каипова назначили начальником ткацкого цеха № 2. А у него и сейчас счастливо замирает сердце от оказанного ему, тогда доверия руководством комбината. Кому приятно вспоминать свои старые грехи? Конечно, никому, и Маматаю тоже, только и забывать о них нельзя. Здорово поправили и Каипова за самодеятельность на прежнем месте, все вспомнили: и несчастный случай с учеником слесаря, и приписки к зарплате ученицам ткачих… И правильно сделали! Теперь Маматай понимает, как важна трудовая дисциплина и порядок не только для работающих у станков, но и в первую очередь для руководителей.

Маматай тогда дал себе самую строгую клятву, что оправдает доверие. И его сердце переполнялось особой гордостью оттого, что назначили его не в передовой, а в отстающий цех — значит, верят в его организаторские способности и рабочую хватку, верят, что поднимет производство, выведет цех из прорыва — в передовой.

Что тут скрывать, Каипов знает, кому в первую очередь обязан своим возвращением в ткацкий цех — партии, парткому своему комбинатскому, ведь Кукарев не зря обещал помочь Маматаю; и конечно, горкому партии, первому секретарю Калмату Култаеву, потому что персональное дело коммуниста Маматая Каипова было взято Калматом Култаевым под его личный контроль.

В городе любили и уважали первого секретаря за то, что считал все дела своими, не чурался и «маленьких», особенно если решалась человеческая судьба. А тут судьба производства огромного комбината, целого рабочего коллектива! Калмат Култаев, сам инженер, прекрасно понимал не только технику со всеми ее современными проблемами и перспективами, но и хорошо знал работу комбината и рабочий коллектив, так как сам не так давно был здесь секретарем парткома. Он так и считал его — своей колыбелью, помнил и заботу о себе, начинающем инженере, и ответственность за дело, возложенное на него. И теперь нередко можно было встретить его не только в парткоме или в кабинете Беделбаева, но и в цехах с прядильщицами, ткачихами, отделочниками…

Разобравшись в причинах конфликта Каипова с руководством комбината, Култаев вызвал его в кабинет Кукарева и, подперев огромной, как лопата, ладонью подбородок, долго выспрашивал Маматая о том о сем, время от времени довольно хмыкая в кулак. О чем он в это время думал, исподтишка наблюдая за Каиповым? Трудно ответить с достоверностью. Только в конце концов заявил Кукареву:

— Согласен с тобой, Иван Васильевич! Парень деловой, предан нашему делу. Думаю, не подведет. На ошибках учимся… А главное, человек он — открытый, прямой. С такими и жить и работать одно удовольствие. Есть у Каипова и особо ценное на руководящей работе качество: не любит топтаться на месте, ищет, дерзает, и мы должны поддерживать, помогать, а не бить по рукам… Есть-есть перегибчик у вас в оценке его промахов… И что за формулировки: «очковтирательство», «нарушение дисциплины»!..

Маматай каждый раз с сердечной болью и стыдом вспоминал, что обвинили его в нечестности, и ему хотелось смыть с себя этот незаслуженный позор. Конечно, во всем разобрались, и нет надобности переубеждать Саякова, шедшего сознательно на клевету и подлог. Рабочие? Как они относятся к нему, Маматаю? Может, действительно думают, что он очковтиратель и рвач? Ведь в приказе по комбинату так и было написано: «…за допущенные ошибки и недостаточную гражданскую зрелость»!

И только теперь, став начальником цеха, он прочел новое постановление правительства о том, что 50 % (а не прежние 33 %!) от заработка производство обязано выплачивать ученикам профтехучилищ на руки, чего, собственно, добивался Маматай и за что понес обидное административное наказание. Каипову бы ринуться в директорат, в профком и партком, потрясая постановлением, доказывающим его правоту, и требуя публичных извинений!.. Но Маматай — не Алтынбек Саяков! Для него сейчас главное было в том, что восторжествовала справедливость, а еще важнее то, что и у народа и у партии были одни задачи и одни устремления.

Маматай соскучился по любимой работе, по дружной трудовой атмосфере цеха, которых ему так недоставало в отделе снабжения. И он с утроенной энергией принялся за дело. Маматай, конечно, прекрасно знал, что главное на производстве план, а с планом в его цехе обстояло неважно. Необходимо было мобилизовать все производственные резервы, чтобы уменьшить брак, увеличить производительность труда и таким образом снизить себестоимость выпускаемой цехом продукции. И здесь многое зависело от организаторских и деловых качеств самого Маматая.

У каждого талантливого руководителя производства должен быть свой личный стиль работы, свой производственный почерк. Маматай считал главным для себя такую организацию работы с людьми, такой рабочий ритм, при которых коллектив цеха становился единым живым неразъемным организмом, со своим характером, самолюбием, рабочей гордостью, высоким коммунистическим сознанием. А для этого нужна широкая перспективная политико-экономическая и техническая программы.

Самым тяжелым для Каипова был понедельник, и не потому, что так принято считать, не потому, что начинал трудовую неделю. В понедельник Маматай знакомился с записями в журнале, где беспристрастными цифрами были отмечены и успехи и недостатки рабочей пятидневки цеха. Дела ткацкого выправлялись медленнее, чем хотелось того Маматаю, и он нервничал, усиленно скрывая, свое настроение от рабочих, чтобы не волновать, не выбивать из рабочей колеи.

Каипов прекрасно понимал, что нужно во всем разобраться, а не паниковать. Но одно дело знать, другое — выполнять. Хотя и было очень трудно на первых порах, но постепенно к Маматаю приходила уверенность и умение работать с людьми, умение владеть своим настроением, показывать пример выдержки и трудовой дисциплины.