Шабданбай Абдыраманов - Белый свет

Маматай много внимания уделял работе с мастерами, поммастеров и технологами, ведь в ткацком деле немаловажно поставить правильный «диагноз» брака, найти технические причины отставания и виновников срывов в работе, вовремя провести профилактические мероприятия.

Итак, в понедельник настроение Маматая целиком и полностью зависело от показателей его цеха, записанных в производственном журнале и от предполагаемых мероприятий на предстоящей неделе.

В тот день Каипов наткнулся на такую запись, где наряду с рабочими итогами значилось, что старший мастер цеха Суранчиев выдвигает на премию за отличную работу своего подопечного Колдоша.

Маматай улыбнулся про себя, вполне понимая, что не так уж и отличился, наверное, Колдош, но Жапар-ака, опытный педагог, правильно рассчитал, что Колдошу, чтобы почувствовать себя нужным коллективу, необходимо поощрение… И Маматай, ни на минуту не усомнившись, удостоверил свое согласие на премию.

А вот молодой и способный инженер Кадырбаев, уже полгода работавший на комбинате, опять — уж в который раз! — допустил брак на своем участке. И Маматай твердой рукой написал в докладной, чтобы при расчете из премиальных Кадырбаева удержали пятнадцать процентов. И от этого у начальника цеха испортилось настроение: он ведь прекрасно понимал, что Кадырбаев, вместо того чтобы подтянуться с работой, будет ругать Маматая про себя на чем свет стоит за это битье рублем. И Каипов был бы рад в пять раз больше уплатить из своего кармана, лишь бы этот разгильдяй понял наконец, что к работе нужно относиться ответственнее и серьезнее.

День прошел незаметно, в мелких делах и заботах. Когда прозвенел звонок, возвещающий окончание смены, Маматай вспомнил о занятиях по повышению квалификации специалистов и быстро зашагал в технический отдел управления комбината. Лекции Маматая обычно собирали много желающих, потому что не только расширяли научно-технический кругозор слушателей, но и вооружали практическими задачами и знаниями, ведь Каипов не довольствовался только своим институтским запасом, а учился и теперь в экономической школе.

Занятия Маматай проводил увлеченно, не спешил отделаться от особо любознательных слушателей стандартными, краткими ответами, старался втянуть в спор, чтобы научить самостоятельно понимать и мыслить. Но в этот день с вопросами к нему никто не подошел, видно, заметили, что он нет-нет да и посматривает на часы, как будто спешит закончить занятия.

Маматай спешил на аэродром. С сегодняшнего дня Кукарев находился в отпуске и должен был лететь в Москву. Жапар-ака договорился с Маматаем, что они обязательно проводят Ивана Васильевича в дорогу.

Как ни спешил Маматай, но на аэродром прибыл тютелька в тютельку: в городе стояла предмайская суета, и свободное такси достать было почти невозможно. Нашел Маматай Кукарева с Жапаром-ака в маленьком садике аэропорта.

Кукарев, поместив между ног свою трость, опирался на нее обеими ладонями и подбородком, а рядом — Жапар-ака, внимательный, спокойный, время от времени растиравший бритую голову привычным жестом.

Маматай с радостным волнением отметил, как обрадовался ему Кукарев, засветился глазами, а губы сами сложились в добрую понятливую улыбку.

— А вот и молодежь пожаловала. — И Кукарев притворно-ворчливо добавил: — Говорил ведь, не надо. Небось своих дел невпроворот, а?..

— Иван Васильевич, — Маматай шутливо согнул руку, чтобы продемонстрировать мускулатуру, — рабочая сила прибыла! Где баулы, чемоданы, авоськи и коробки с южными гостинцами?

— Ну раз так, спасибо, друг! — Иван Васильевич, опираясь обеими руками на палку, встал и благодарно обнял Маматая и похлопал дружески по плечу.

Настроение было у всех весеннее, праздничное. Нежно, трогательно, как будто легкие первомайские флажки, шелестела молодая листва на деревьях. А если присмотреться повнимательнее, можно было заметить мелкие, с детский мизинчик, завязи урюка. А с горной алычи еще не успели облететь белые, ароматные лепестки, трепещущие, как бабочки, на минутку присевшие среди листьев и готовые в любой миг сорваться в дальнее путешествие…

Кукарев рассмеялся, проведя рукой по цветущей ветке алычи:

— Кажется, и у них пассажирское, отлетное настроение… Ну что ж, пора!..

И в это время, подтверждая его слова, раздался беспристрастный, металлический голос из репродуктора, объявивший московский рейс.

— А это откуда? — удивился Иван Васильевич, увидев рядом с портфелем увесистую сумку.

— Вах, не ты понесешь, самолет понесет! Чего волнуешься? — всплеснул сухонькими ладонями Жапар-ака. — Немного гранат для Варвары Петровны… — Суранчиев галантно склонился в поклоне. — Передай, что Жапар-ака целует руки…

Кукарев весело смеялся и махал в ответ с автоприцепа, увозившего его к самолету.

Маматай и Жапар-ака вернулись в аэропортовский скверик на ту самую скамейку, на которой совсем недавно сидел Иван Васильевич. Жапар-ака был задумчив и печален, молчал и Маматай, не решаясь заговорить первым.

Наконец Суранчиев вздохнул и сказал:

— Вот как мир тесен, Маматай! Удивительное дело… Разве мог подумать тогда, что будем работать вместе, дружить… Я тебе не рассказывал, скольким я обязан этой семье, самому Кукареву и матери его, Варваре Петровне?

— Варвара Петровна? Жена того командира, про которого говорили?.. — встрепенулся Маматай, обрадованный тем, что наконец узнает из первых уст то, что стало легендой, переходя из уст в уста и обрастая самыми фантастическими подробностями. — А старший брат Кукарева? Что с ним? С тем, который приезжал на могилу командира, отца своего?..

Жапар-ака был горд своей причастностью к этой легендарной семье и старался держаться спокойно, с достоинством.

— Василий Васильевич? Ты его имеешь в виду, да? Погиб геройски в Отечественную… Посмертно получил Героя Советского Союза. Застава на западной границе названа его именем, а пограничники любовно кличут ее кукаревской… Там Василий Васильевич первым принял бронированный натиск фашистов…

— Сдержал-таки клятву, данную на могиле отца! Настоящий джигит!

Жапар-ака улыбнулся, заметив в глазах Маматая тот азартный огонек, с которым обычно слушают мальчишки рассказы о фронтовых подвигах.

— Не только, Маматай, сдержал клятву, а подвиг совершил и остался навечно в памяти и сердце народном! Незаурядная судьба! — Жапар-ака в волнении провел ладонью по темени.

— А Иван Васильевич? — заспешил с вопросом Маматай, боясь, что Суранчиев замолчит, и тогда Маматаю трудно будет вернуть его в прежнюю душевную расположенность к разговору.

— Встретились, казалось, случайно, здесь на строительстве комбината! Да только теперь уверен, ничего случайного в жизни не происходит… А воевали мы вместе…