Шабданбай Абдыраманов - Белый свет

«Пора, пора мне… Засиделся здесь. Одна зола в сердце осталась! Выходит, тормоз я для комбината, а не руководитель! Да, не сумел вовремя уйти, вот теперь и приходится выслушивать». — сжимая виски, упрекал себя Темир Беделбаевич. — Новые условия, новый стиль руководства, новые люди… А я — развалина, старый мухомор! Так мне и надо…»

А в Алтынбека будто шайтан вселился! И имя этому шайтану была безысходная тоска. Он, не находя себе места, метался по городу, звонил из автоматов то Халиде, то Мусабеку и даже Маматаю, но в трубке слышались длинные, наводящие еще большую тоску, заунывные гудки, и Алтынбек вешал трубку, шел, дальше.

В своих, душевных метаниях он ни разу не вспомнил своего главного жизненного наставника — деда Мурзакарима, как будто он совершенно выпал из его, памяти, не оставив никаких — ни родственных, ни духовных — уз. А ему сейчас больше всего нужна была родственная, понятливая душа, которая умела бы не только судить, но и жалеть.

Извилист и сложен путь человеческой мысли… Попробуй уследи даже за своей собственной, откуда она взялась, и куда приведет? Не знал и Алтынбек, почему вдруг почувствовал острую необходимость сию же минуту поговорить с Кукаревым, которого раньше он просто не переносил. Одна его манера к месту и не к месту вставлять в свою речь: «…если взять, с одной стороны… то с другой…» — надолго выводила Алтынбека из себя. А теперь его вдруг потянуло к Кукареву…

Алтынбек заскочил в очередной «телефон-автомат» и набрал номер Ивана Васильевича, тот оказался дома с головной болью, и в постели.

— Давайте завтра встретимся в парткоме, раз есть разговор, — после сухого приветствия раздалось в трубке. — Лечусь от простуды домашними средствами, — в голосе парторга дрогнула смешинка.

— Прошу вас, Иван Васильевич, войти в мое положение, — просительно сказал Алтынбек.

— Ну что ж, если настаиваете…

И только, вышел из автомата — лицом к лицу с Бурмой.

— Здравствуй, — оторопело выговорил Саяков.

Бурма, присматриваясь, старалась различить Алтынбека в сгущавшихся сумерках. Рассмотрел ее и Саяков. Она показалась ему постаревшей. В манере держаться появилась, решительность и уверенность человека, обязанного всем в жизни только себе одному. Высокая, раздавшаяся в плечах и бедрах, она шла крупным, деловым шагом и только чуть-чуть задержалась, услышав его «здравствуй».

— Вот приехал…

Настроение у Бурмы было приподнятое. Работа на комбинате ладилась и приносила большое удовлетворение. А сегодня ее работу по автоматизации наматывания ткани отметило руководство комбината. Так что Бурма совершенно спокойно отнеслась к появлению Алтынбека в городе: неопределенно кивнув головой, она прошла мимо Саякова, хотя тот, видно, ждал, что остановится.

— Бурма, — робко сказал он. — Давай поговорим…

— За сыном в садик спешу!

Алтынбек не решился настаивать, не посмел идти вслед и, дождавшись, когда она свернет за угол, пошел своей дорогой — к Кукареву.

Иван Васильевич пригласил Алтынбека за стол, достал бутылку коньяка, вазу с фруктами.

— Да ты проходи, Алтынбек. У нас без чинов, по-простому. Как говорится, чем богаты, тем и рады, — и опять за свое излюбленное, отчего у Алтынбека свело скулу, — если взять, с одной стороны…

Саяков с трудом отхлебнул из своего стакана, куда ему Кукарев щедрой рукой набухал граммов сто.

— Иван Васильевич, что думает обо мне коллектив комбината? — невпопад приступил к разговору гость.

Кукарев, быстро расправившись с коньяком и кхекнув от удовольствия, воскликнул:

— Коллектив думает правильно, Алтынбек! А от себя скажу, что коллектив без любого своего члена обойдется! Хотя… если взять, с одной стороны… — И он назидательно поднял палец: — Короче говоря, противопоставлять себя коллективу дело безнадежное! Мы сейчас индивидуумы — общественные, без коллектива не обойдемся. И все потому, что это основная сила нашего коммунистического общества — все в интересах коллектива… Каждый член силен тем, что он в коллективе, будь ты простой рабочий или руководящее лицо!..

Разговор с Кукаревым не облегчил мятущуюся душу Алтынбека. Не нашел он облегчения для своей тоски и в собственном доме, уюту и благосостоянию которого было отдано столько времени и сил. Он лежал ничком на диване, без сна, без сил, без движения…

Алтынбек вышел во двор и завел свою вернувшуюся из ремонта «Волгу». Теперь он побаивался ее, и, чтобы, избавиться раз и навсегда от этого унизительного чувства, Алтынбек набрал скорость и вскоре был уже за городом — маленькой точкой в огромной пустыне ночи.

Он не знал, куда едет, да и зачем ему это? А ситуация у Алтынбека была, как у всем известного бел-камня на перепутье: налево — к Мурзакариму, направо — к матери, а прямо — в Ташкент. А ему хотелось вернуться назад, но туда все пути для него были отрезаны…

Маматай, который все это время был только врио главного инженера комбината, на днях был окончательно утвержден на новой должности. Проснулся он рано, чтобы собраться с мыслями и настроением и быть в форме.

Сегодня он особенно тщательно плескался в ванной, брился. И костюм у Маматая новый, за которым он специально ездил в Ташкент. Как говорится, положение обязывает. Завязывая галстук, Маматай подошел к распахнутому настежь окну.

Воздух был по-весеннему прозрачный и легкий, и казалось, приближал дальние предметы, протяни руку и достанешь до комбинатских ворот, выполненных в стиле рават [33] Рават — ворота, выполненные в восточном колорите. . В стекавшемся к ним многолюдье можно было совершенно отчетливо различить все лица, такие знакомые и необходимые, ведь без своего рабочего коллектива, без своих ткачей Маматай не прожил бы, наверно, и года…

«Большие труженики, — думал Маматай. — А кто много работает, у того и душа чистая, и ум светлый». И он вспомнил притчу, рассказанную как-то Жапаром-ака на торжественном собрании в клубе по поводу юбилея комбината.

«Жил в стародавние времена почтенный человек, хорошо жил. И скот был и деньги водились, так что мог бы и не утруждать себя работой, а холить свою почтенность на мягких подушках. А он еще славился среди добрых людей как отменный кузнец и непревзойденный плотник. И было у него два сына — Алимбай и Салимбай, оба ладные, красивые, отца любили и волю его в любую минуту исполнить были готовы.

В день кончины своей почтенный отец позвал сыновей и, прежде чем навеки закрыть глаза свои, сказал им:

— Нет у меня, дети мои, больше времени, чтобы по справедливости поделить между вами имущество… Воля моя такова: пригласите мудрых, чтобы по совести наследовали вы мне. А еще прошу, Алимбай и Салимбай, помолиться о душе моей на Кааба-Таш…