Шабданбай Абдыраманов - Белый свет

— Аллах не дал ему глаз, но не оставил в беде. Когда до войны его отец пахал далеко отсюда, за двумя перевалами, Саяк ему носил еду. И ни разу не заблудился.

— У него есть опорный дух, — прошамкал дед Калыса, усаживаясь поудобнее.

«У него есть опорный дух» — эти слова поразили Шакира. Мальчику привиделся белобородый, со светящимся лицом, старик в белых штанах и рубашке. Он вел Саяка, протянув ему конец своего посоха. Шакир даже немного испугался этого странного старика и подвинулся поближе к мужчинам.

— Трудно ему без отца, — тихо сказал Бекмат, уронив голову.

И словно эхо отозвались сочувственные, дрожащие, слившиеся в неподвижном воздухе голоса:

— Да, трудно. Ох как трудно!

— Будь проклята эта война!

— Видно, не останется на земле людей с неранеными сердцами.

А от родника доносилась будоражащая кровь, широкая русская песня, и вместе со звонкими голосами сыновей кузнеца звучал глуховатый, сильный, протяжный голос Саяка. Лишь одно слово в этой песне было знакомо Шакиру — война.

— Завтра Антон перевозит семью в город к родственникам — самого-то в аскеры забирают, дай аллах вернуться ему с войны.

— Добрый человек, и брат его Иван такой же был… Э, Бекмат, в один день похоронки пришли на Ивана и на твоего брата Акмата.

Шакир впервые слышал, что отец Саяка Акмат погиб на войне. А он, оказывается, родной брат Бекмата.

— Зрячим-то ничего, а как сложится судьба этого слепого? И мать у него больная… последнее время совсем разумом помутилась.

— Зачем ты, Бекмат, обидел божьего человека, помешал ему учить детей, — произнес осуждающе дед Калыса.

— Какая там учеба… — махнул рукой Бекмат.

— Как же? — удивился один из стариков. — Если учить Коран — не учеба, то что такое учеба? Саяк-то уже чуть не все суры [40] Суры — главы Корана. слово в слово знал.

— Мог бы добывать себе хлеб…

— Еще немного и стал бы кары [41] Кары — человек, знающий Коран наизусть, обычно слепой. Такие чтецы Корана пользуются большим уважением среди мусульман. , — поддержал чей-то голос.

— И без того слепой… — не вступая в спор со стариками, тихо промолвил Бекмат.

О молодом мулле Шакир уже слышал от ребят.

Он появился в кыштаке в первый год войны. Сначала читал молитвы в домах стариков и старух, а потом по вечерам стал учить детей Корану. Родители щедро платили мулле деньгами и зерном, и каждый принимал его в своем доме как посланного самим аллахом святого. Но «святой» оказался дезертиром, его увезли милиционеры. Говорили, что он сын какого-то почитаемого старого муллы. Говорили еще, что сообщил милиционерам о мулле вернувшийся из госпиталя Бекмат. К этому поступку Бекмата люди относились по-разному: одни поддерживали Бекмата, другие ругали его. Вот и сейчас, болея за судьбу Саяка, вспомнили о мулле…

— Хорошо, что ты вернулся, — сказал отец Шакира Бекмату, — все же есть у слепого теперь опора.

— Э, аксакал! — Бекмат тяжело вздохнул. — Я, правду сказать, получеловек. Нить моей жизни истончилась… Скоро, наверно, покину этот свет.

— Не говори так, сынок! Велика щедрость аллаха. Ты уже стал ходить, теперь выздоровеешь.

Бекмат чуть заметно покачал головой и тихо продолжил:

— Сколько ни скрывай болезнь, все равно смерть не обманешь.

Аксакалы замолчали.

Долго молчали. Потом все встали и, отряхнув полы, пошли по домам.

…Той ночью Шакир долго не мог, уснуть. Все мерещился ему белобородый старик, босой, в белых штанах и рубахе, и Саяк, держащийся за его посох.

Возвратившись после тяжелого ранения в родной кыштак, Бекмат заметил, что немало его земляков, и не только старики и старухи, но и его сверстницы, то и дело возносят хвалу аллаху. Такого до войны не было. «Наверно это от черных вестей-похоронок… Родители, жены, невесты, будучи не в силах оберечь дорогих им людей, обращают мольбы к аллаху. Люди в страхе. Вот и мать Саяка совсем обезумела, узнав о гибели любимого мужа Акмата… Пройдут эти страшные годы, и снова развеется религиозный дурман» — так думал Бекмат. Сам он чудом выжил после тяжелого ранения — об этом сказали ему врачи. Но он знал и то, что времени ему отмерено немного. Нет, его, Бекмата, не завлекут сказки о загробном мире. И однако же он верил, что смерть — это еще не конец всего. Разве было бы на земле столько замечательных песен, разве звучал бы так простой самодельный комуз, если бы на погребальных носилках вместе с окаменевшим телом человека уносили его любовь, надежду, весь свет его жизни? Нет, это все остается на земле, с людьми, как остаются в нем, Бекмате, пока жив, его мать, отец, скончавшаяся во время родов Самар, фронтовые друзья, погибшие в боях.

Но «набожность» земляков, как вскоре узнал Бекмат, была связана и с тем, что в кыштаке появился мулла Осмон. Ходит по домам, совершает обряды, вот уже третий год приобщает детей к религии. Среди них и Саяк — он сам рассказал Бекмату о «школе муллы», не преминув сообщить при этом, что лучше его, Саяка, никто из ребят Корана не знает.

Ну что ж, раз есть верующие, пусть будет и мулла… Но то, что мулла калечит души детей, — этого учитель Бекмат стерпеть не мог.

— Хороший человек мулла Осмон? — осторожно спросил он у Саяка.

Тот уверенно кивнул головой.

— Милый мой, — сказал Бекмат, ласково потрепав жесткие, как смоль, черные волосы Саяка, — не ходи больше к мулле Осмону.

Саяк вздрогнул, поднял на Бекмата свои невидящие глаза:

— Почему?

— Потому что этот путь к хорошему тебя не приведет…

— Бекмат-аке, как же не приведет к хорошему! — Саяк отшатнулся. — Мне на учиться?! Я ведь скоро стану кары — угодным аллаху, уважаемым людьми… Опомнитесь, Бекмат-аке!

— Что ты кричишь, как маленький ребенок, — старался успокоить его Бекмат, — ты ведь уже большой, можно сказать, джигит. Слушай меня спокойно.

— Чего мне слушать, когда я наизусть знаю весь святой Коран! Три года днем и ночью, не щадя сил, учил его. Уже могу служить людям, быть мостом между ними и аллахом милосердным. Как же иначе мне жить? С голоду умереть, что ли? Зачем вы лишаете меня хлеба, который только так и могу заработать?

— Кто это тебе сказал?

— Мой мулла — мулла Осмон.

— Знаешь что, Саяк, — тихо промолвил Бекмат, — религия — ложь, а всякая ложь — зло.

— Что вы? Молчите! Слушать вас — грех! — Саяк пальцами заткнул уши.

В тот же день, зайдя в дом тракториста Кадыра, вместе с которым ушел на фронт, целый год был в одном взводе, Бекмат застал там за дастарханом на почетном месте муллу Осмона — здорового, красивого тридцатилетнего мужчину с пышной каштановой бородой.

«Так вот какой этот Осмон, в которого влюбляются молодухи! О нем даже песни поют». Одну такую песню Бекмат слышал: