Ахмет Мальсагов - Человек, которому всегда трудно

— Умеешь резать. Ты бы и овцу смог разделать? Я думал, вы там, на заводе, от всего крестьянского отвыкли…

— Старики не дают забыть.

— А мы сами, как видишь, забываем. Этот дагестанец хоть и наемный здесь, а все же гость. Спасибо тебе, мальчик, что напомнил о нашем долге. Я тут первый виноват. Когда молодежь ошибается, виноваты старики: не научили, не подсказали.

— Я пойду поработаю за него, пока он погреется?

— И это ты разумно решил. Только будь осторожен, со стен колодца камни будут сыпаться на голову. Рыл-то этот колодец когда-то я. Там до самого дна земля каменистая… Поработаешь, зайди ко мне, если найдешь минутку. С молодыми тоже бывает о чем поговорить, если они такие рассудительные, как ты.

Дагестанец сидел на своем чурбачке и уже пил, обжигаясь, чай из большой жестяной кружки. По-моему, он так радовался, что даже не соображал, чем я собираюсь заняться. А я надел его сырую телогрейку, обмотал голову мешком, поверх этого тюрбана напялил железный «шлем» с наплечниками. Видно, шлем сделан из старой, проржавевшей выварки для белья. Сделан как попало: здесь поджато, там стянуто проволокой. Впору мне оказались и резиновые сапоги с рваными голенищами.

Кто же у Бадави верховым помощником? Э, да он настоящий рационализатор. Ему никто наверху и не нужен: ведро с камнями стукнется краем вот об эту планку и вывалит содержимое за край сруба. Стой себе на дне колодца и регулируй снизу веревочками…

Жутковато мне было опускаться вниз по веревочной лестнице. Знаю, что наверху люди, солнце, а все равно как в детстве, когда ночью ходили на спор в болотистую низину.

Лишь бы лягушек здесь не оказалось. Бывают они в колодцах или нет, никак не могу припомнить. Знаю только, что если есть лягушки, значит, и вода чистая. А в колодцах она всегда чистая.

Воды на дне немного. Потому и приходится расчищать, углублять колодец, чтобы ее стало больше.

Бадави врубил концами в стенки колодца толстую доску, на ней можно стоять, чтобы не очень мокли ноги. Края подборной лопаты подогнуты, получился полуковш. Черенок лопаты короткий, можно развернуться в этой тесноте.

Я наполнил ведро мокрой галькой и песком. Начал выбирать веревку. Ведро поползло вверх, тяжело колыхаясь в воздухе. Отверстие сруба кажется отсюда замочной скважиной. Никаких звезд в этом кусочке неба я не вижу, да и не до них мне, я слежу, не летит ли сверху камешек. Едва успел уклониться: камешек сорвался оттого, что ведро царапнуло по стенке, ударил по шлему, потом гулко бултыхнулся в воду.

Пятнышко ведра в белом окошке сруба. Ведро во что-то уперлось краем. Я посильнее потянул веревку. Шорох высыпающейся на землю гальки скатился ко мне вниз, отталкиваясь от стенки к стенке. В светлом проеме показалось темное пятно. Это заглядывает Бадави, я слышу его голос, отозвавшийся внизу эхом:

— Молодец, ингуш! Тяни теперь тонки веревочка, тогда пустой ведро прибежит к тебе.

Поначалу меня пронизывала сырость, руки коченели. А потом я согрелся от работы, перестал замечать, что телогрейка мокрая. Для удобства я даже сошел было с доски в воду, однако ноги занемели, как это бывает, когда переходишь летом вброд горную речку: так схватит ноги, что и не знаешь, к какому берегу спешить.

Вначале камешки летели сверху довольно часто. Один трахнул меня по кисти руки, по самой косточке. А ведь наверху я, кажется, видел рукавицы… Зря не надел. Тут так покалечиться, что у станка работать не сможешь… Я опустил подвернутые рукава телогрейки, чтобы прикрыть руки. Но так было неудобно орудовать лопатой и веревками.

Спасибо, Бадави догадался: в пустом ведре я обнаружил рукавицы. Теперь работа пойдет. Пожалуй, весь интерес был в том, чтобы ловко разгрузить наверху ведро. Я стал делать это так, что редко какой камешек падал вниз. Наверное, Бадави там подправляет ведро. Так и хочется крикнуть ему, что я буду все делать сам. Пусть сидит, пьет себе чай.

Работа как работа. Однажды дедушка решил отвоевать у горного склона за аулом кусочек земли для картофеля. Я тогда еще был мальчишкой. Дедушка заставил меня целую неделю стаскивать камни в кучи.

Такая же работа и здесь, в колодце. Надо втянуться, поймать ритм. Настроиться на выносливость.

Все-таки необычная работа. Есть в ней риск или то, что наш Хасан любит называть с трибуны «романтика труда»: то и дело ждешь, что сорвется сверху не камешек, а булыжник. Вывалится из стенки колодца и приплющит меня вместе с этой ржавой вываркой.

Я считаю, что голова у этого Бадави есть. Здорово он придумал, как обходиться без помощника. У нас на заводе такого человека сразу бы в рационализаторы записали.

А из меня рационализатор никогда не получится. Помните, я вам говорил о поручении Тани, нашего заводского технолога? Я этот колпачок, в котором никак не удается быстро пробивать боковые отверстия для крепления, уже сто раз вертел. И в сборке, и по частям. Башир ругается, что я развернул в комнате мастерскую. «Визг сверлилки мне и в цехе надоел», — сердится он…

Я дергаю веревочку и слышу, как наверху вываливаются за сруб камни. Автоматика! Нет там помощника? Обойдемся без него.

Что-то это словечко из трех букв — «без» — не дает мне покоя. Не получаются отверстия в колпачке? Обойдемся без них. Без!

У меня даже сердце замерло от такой мысли. Будто в пропасть заглянул.

Эту мысль еще надо здорово обдумать. Не будет отверстий — не будет винтов, это ясно. А что же взамен винтов? Вот это и надо обдумать. Права Таня: посторонний человек иногда смелее смотрит на вещь, которая для хозяина привычна. Слесарь-сборщик молиться готов на эти боковые винты колпачка. А мне, постороннему, бояться нечего. Представляю, как удивится Таня моей технической смелости.

Что мне Таня? Я теперь на все на свете глазами Кейпы смотрю. Спросит она у меня когда-нибудь, есть ли в моей жизни романтика, а я ей отвечу: «Я усовершенствовал колпачок!» Она расхохочется. На голове у человека яичный колпак, а вся его романтика — колпачок…

Стать бы первым, самым первым в чем-нибудь — вот это была бы романтика.

Токарь, конечно, тоже может стать самым первым. Хотя бы самым лучшим на заводе, а потом и в стране. Но этого надо добиваться очень долго. Тем более, что требования растут и растут, за ними не угонишься. Я слышал, в Киеве или еще где-то передовиков завода определяют через ЭВМ. Закладывают в программу электронно-вычислительной машины 78 показателей на каждого станочника, и машина выводит, кто самый лучший, кристальный передовик. 78 показателей! Неужели у человека столько качеств можно насчитать? На Украине насчитывают. Да если это и к нам дойдет, у нас руки все опустят. Марзи ворчит, что ингуш не любит долго ждать. Нам все подавай быстро. Так это или не так, но кто захочет ждать, пока станет самым лучшим по семидесяти восьми показателям?