Валентин Солоухин - Соломенный кордон [Рассказы и повести]

— Все! — с облегчением сказал Геннадий, подавая мне последний шланг.

— Все! — крикнул я вниз начальнику.

Геннадий подлез ко мне и посветил в лицо:

— Нервы у тебя железные... А с меня сто потов...

— Какие там нервы, знал бы ты... Давай-ка отсюда побыстрей!..

В параллельной нас встретили горный мастер и Батанов. Горный мастер придержал меня и шеннул на ухо:

— Может, к нам на участок возьмете перевод? У нас можно заработать...

— Нам деньги не солить.

Сложив шланги в штреке, мы пошли на-гора. В клети Евсеевич сказал:

— Занесите инструмент, и можете идти домой. Отгул в любой день...

Батанов явно спешил. Он хотел сообщить инженеру о шлангах па вечернем наряде.

— Лихо мы рванули! За два часа управились. Давай побыстрей, заскочим в мастерскую и в баню. Еще успеем со второй сменой. — Генка заспешил.

Взглянув на него, я подумал, что страх приходит к человеку тогда, когда он знает об опасности. Вот сказал бы нам Батанов просто: «Ребята, езжайте на «Соленый» и вытащите из уступа шланги». Мы безо всякого вытащили бы их, и точка. А то наговорил, создал, что называется, настроение.

На улице теплый ветерок, чистое небо с яркими дрожащими звездами, они похожи на росные капли на темно-синем вечернем лугу, и запятая желтого месяца, как в сказке, — все на месте.

— Ты слышишь музыку? Это в парке. Сегодня открытие летней танцплощадки. Может, пойдем покадримся?

— В таком виде?

— Ну, танцевать не будем. Постоим, посмотрим... Может быть, твою блондинку там встретим.

— Какую еще блондинку? — спросил я Генку,

— Ну, ту, с которой ты на празднике танцевал...

— И чего валить с больной головы на здоровую! Скажи откровенно, что хочешь посмотреть на невесту Тягнырядно. Я бы на твоем месте каждый день ходил вокруг ее дома и пел серенады. На гитаре ты играешь лихо, и сам парень ничего. Клянусь, через несколько дней она возненавидит мурло Мыколы.

— Ну тебя к черту! — рассердился Геннадий. — С тобой ни о чем серьезном поговорить нельзя!

— Да брось ты о ней думать. Сам видел, что это за особа! У нее в голове только поросята...

— Ладно тебе, завелся. Я сказал к чему? Вот мы с тобой только и знаем — на работу и в школу... Хотя бы на танцы когда сходить.

— В среду берем отгулы — и в парк. Посмотрю, как ты будешь танцевать!

У мастерской мы с Генкой остановились. Заходить в помещение после шахты, где пахнет карбидом и мазутом, не было никакой охоты, тем более что стоит такая погожая ночь.

— Еще пару таких ночей, и сады зацветут. У нас под окном на яблонях лопаются почки...

Геннадий не договорил. Страшный вопль раздался в тишине. Мы ошалело посмотрели друг на друга. Вопль повторился, а через мгновение из кузницы донесся крик, похожий на визг поросенка.

Генка помчался к кузнице, я следом. В окне кузницы показался пылающий, словно факел, человек. Он вышиб окно, вывалился на улицу и стал кататься по земле.

Геннадий сорвал с себя куртку и побежал к человеку. Я бросился тоже.

— Скорей в лужу!

Схватив горевшего за ноги, потащили вместе с Генкой к луже. В счастью, воды в луже было выше колен. Вода закипела, будто в нее бросили горящую головню. Навалившись на человека, мы продержали его несколько секунд под водой. Пламя погасло.

— Наш Мыкола!..

Узнал Тягнырядно и я. Он лежал у наших ног и, содрогаясь всем телом, кашлял. От одежды шел пар. Геннадий рывком сорвал с него ватник и попытался поднять Мыколу. Тот не держался на ногах.

— Давай в медпункт!

Мы взяли Тягнырядно под руки и потащили к шахтному медицинскому пункту.

— Что с ним? — спросила нас дежурная медсестра...

— Горел...

— Где?

— На улице, вот где! Вы смотрите, что с ним?

Сестра поежилась от Генкиного окрика и принялась за дело. С виду она была совсем девчонкой. Две косички с белыми бантами, курносенькая, из-под халата выглядывало ученическое платьице. «Донашивает на работе. Наверно, после училища, первый год работает».

Дрожащими руками она разрезала прогоревшие штаны Мыколы и зачем-то потрогала вздувшуюся волдырем кожу, потом метнулась к шкафу с лекарством.

— А медикам маникюр не положен, — заметил Генка.

Медсестра покраснела, не нашла слов в оправдание, быстро достала из шкафа какие-то пузырьки, склянки. Потом заставила меня звонить в больницу. Пока я вызывал «скорую», сестра с Генкиной помощью обработала ожоги у Мыколы на ногах, руках и шее. Тягнырядно пришел в себя, осмотрелся и заплакал.

— Теперь ваша очередь, — обратилась она к Геннадию.

Генка протянул руку, и я увидел на кисти и пальцах правой большие волдыри, на левой тоже вздулись пальцы.

— Как же все это случилось? — строго спросила сестра Мыколу.

— Курыв... От цигарки, от цигарки пожежа случилась...

— То есть как от цигарки? Гореть вы начали сзади?..

Мне стало смешно, и я поспешил прикусить губу, чтобы не рассмеяться.

— Что же мне записать в журнал? — спросила она, глядя на меня. — Производственная травма или бытовая?..

— Ну, Мыкола, попробуй не солги.

— Курыв я! — настаивал на своем Тягнырядно.

К двери подъехала «Скорая помощь». Мы помогли медсестре и доктору донести носилки с Мыколой к машине.

— Хлопцы, не кажить ничего Батанову! Не кажить, а?..

— Сам за себя будешь казать!..

Шофер захлопнул дверцу, и машина с красным крестом, включив свет фар, помчалась по асфальту. На повороте два желтых клинка света черканули по стенам домов, и машина скрылась.

— Это не смертельно? — спросил я.

— Ничего, но помучиться ему придется долго. Как же он загорелся?.. Спал, наверно?

— Откуда мы знаем, если только из шахты выехали...

— Пойдем в мастерскую, надо позвонить Батанову.

Геннадий поблагодарил сестру:

— А вы знаете свое дело.

— Вам надо тоже идти в больницу. С такими ожогами работать нельзя.

— Днем схожу. До свидания!..

Из-за случая с Тягнырядно Батанову пришлось пережить немало неприятных минут. Его вызывал механик, потом начальник шахты, потом главный инженер, а он только разводил руками и ссылался на нас.

Мы рассказали, как тушили Мыколу, а как он загорелся — не знаем. Конечно, мы догадались, что Мыкола спал на кузнечном горне, а в шлаке попались горящие угли. На них, наверно, и улегся Мыкола. Спецовка у него, особенно верхняя куртка и штаны, была промаслена не хуже пакли. Вот она и вспыхнула. Мыкола твердил одно и то же: «Курыв!..»

Можно бы сказать Батанову, откуда выскочил Мыкола, но начальник нас не спрашивал.

Геннадий совсем разозлился на Батанова:

— Из-за него врать приходится!

— Чего ты в пузырь лезешь? Пусть он сам теперь отдувается.

Батанов отдуваться не умел, ему влепили строгий выговор и лишили премиальных.

В ночную я работал один, и, как назло, каждую смену было по несколько вызовов в шахту. Под конец смены меня шатало.