Валентин Солоухин - Соломенный кордон [Рассказы и повести]

— Что зря болтать, мы все равно скоро рассчитаемся — поступаем в мореходку.

— Вот чудаки! Да у нас воды побольше, чем в море, — плавайте!

На этом разговор наш с мастером кончился — мы подошли к стволу. У ствола было необычно тихо. Подгонщицы и стволовая сидели на распилах и щелкали семечки, разговаривая о чем-то вполголоса.

— Что, девочки, работа кончилась?

— Не видишь — с другого горизонта качают, — ответила полная, в красной косынке женщина.

Она окинула нас безразличным взглядом, зачерпнула из каски, которую держала на коленях, горсть семечек и, отправив их в рот, стала выплевывать шелуху.

— Мы с «Песчанки», лапушка. Побеспокойся.

— Чёй-то я вас не узнала, Иван Александрович? — Она кокетливо хихикнула, взяла с колен каску. — Богатые будете. — Еще раз хихикнула и пошла к телефону. — Сейчас позвоню.

— Вот видите, у нас в любое время на-гора выезжай. Работаем, как в министерстве: только пришел — тебе всегда пожалуйста. — Иван Александрович протер стекло лампы, потом выключил. — Рай у нас, ребята, а не участок.

— Почему же тогда в вашем раю не водятся слесаря?

— Просчитались маленько, милые мои. Думали, доморощенные будут, но нет у стариков тяги к технике. Слесаря должны быть вроде вас. Шустрые, отчаянные, разве старику со шлангом по завалу проскочить? Он с пустыми руками зацепится, а молодое дело — раз, раз, на пупочек, на рывочек и на бугорочек. Думайте, ребята, а я о вас начальнику расскажу.

Подошла клеть. Стволовая грузно стала на площадку и, побалансировав, придавила ее к краю клети:

— Садитесь, морячки. — Под раскосыми глазами заиграли морщинки. — С ветерком прокачу!

— Давай, лапушка! — крикнул мастер.

Раздался сигнал, которым отправляют породу, вслед за ним послышался повизгивающий хохот женщин. Машинист рвавул так, что перехватило дыхание.

— Эх, ясное море! — рявкнул мастер, и, словно в колодце, откликнулось эхо.

Не успели мы опомниться, как клеть уже была на поверхности и амортизировала на пружинных кулаках. Яркое солнце хлестко ударило по глазам, свежий воздух приятно пах скошенной пшеницей, а сквозь щели эстакады виднелось желтое поле.

— Не забудьте в день получки подойти к нашему кассиру, — напомнил мастер. — Надеюсь, еще увидимся. — Он хитро улыбнулся, подмигнул и пошел в нарядную шахты, а мы — сдавать лампы.

После этого нас как будто прикрепили к горизонту триста двадцать. Каждый день Батанов при распределении нарядов называл «Песчанку» и посылал нас.

— Мы что, нештатные водолазы? Долго еще нам заныривать? — не вытерпел Геннадий.

— Все зависит от большого начальства. Я — как прикажут.

— Евсеевич...

— А что Евсеевич?.. — Он с досадой махнул рукой. — Мое дело подготовить вас как следует. Выкинут завтра приказ перевести таких-то слесарей на участок «Песчанка» — и точка. Мне вы нужны во как! — большим кургузым пальцем он провел по шее. — А там нужнее. Вот те и Евсеевич...

Мы шли по пустынному штреку «Песчанки». Шумела вода в сточной канаве, местами захлебываясь, а иногда взбивая пену, свистели или клекотали шипуны. В таких местах глыбы породы, переломив деревянные затяжки, гнули железные пары крепи, прижимали к самым рельсам трубы воздушной линии. На ржавых трубах электровозы чертили зигзаги, тянули блестящие прямые, сбивали на стыках фланцы. Геннадий чертыхался, скользя по раскисшему глею.

— Ты помнишь, как первый раз мы ползли по этому штреку? — весело спросил он.

— Помню, а что?

— Нак что? Сейчас у нас есть приличная скорость. Если еще пару неделек здесь поработаем...

— Чему ты радуенься?

— Прогрессу. Иван Александрович неправ, здесь кроме привычки нужна ежедневная тренировка. Пора нам переходить сюда. Мне уже начинает нравиться этот климат. «Море — это хорошо. Водички? Водички можно побольше».

— Кончай ты дурачиться! Я больше сюда не пойду...

— А я завтра возьму перевод. За пару месяцев будет мотоцикл. Надо обзаводиться техникой.

— А как же мореходка?

— Баловство, буду тянуть школу до конца. Положу аттестат в карман — тогда выберу, что душе угодно.

Я видел, что Геннадий говорит серьезно. Конечно, иметь мотоцикл — большое дело, но стоит ли ради этого лезть в такое пекло?.. Наверное, думает удивить Тягнырядничиху. Все ясно... Что тут поделаешь. Я промолчал. Пусть поступает, как знает.

Обычно то я заходил за Геннадием на работу, то он, просыпаясь раньше, заскакивал за мной сам. Сегодня я немного подождал его и пошел другой дорогой, чтобы не встретиться. «Надо привыкать».

В раздевалке почти никого не было. Длинные деревянные лавки у стен влажно поблескивали, это значило, что я пришел раньше смены. Уборщица, наводившая порядок, недовольно заворчала:

— Ай не спится? Хотя бы убраться дали спокойно. Только возьмешься за дело, а они вот они!

— Что тут попишешь, такая ваша работа, — ответил я ей не думая, что взбрело на ум.

— Ишь, каков!.. — в голос заговорила она, но, посмотрев, что заходят люди, замолчала и шепотом добавила: — Поменьше бы мусорили. — Бережно взяла ведро и, мягко ступая, ушла в шахтерское отделение.

Перед сменой шахтеры курили. В раздевалке народу заметно прибавилось.

Я сдал чистое и пошел в грязное отделение получать спецовку.

Сквозь черноту угольной пыли едва пробивался луч. Каждый, прежде чем надеть шахтерки, встряхивал их. Вокруг — куда ни повернись — белели спины рабочих, все торопливо одевались. Крепко пахло прелыми портянками, горьковато — потом, сточной водой, текущей из бани по цементированному желобку.

Я внимательно осмотрелся. Геннадия среди одевавшихся не было. «Проспал он, что ли?»

— Ты чего это опаздываешь? — встретил меня вопросом Батанов.

— Да вроде не опоздал. Время...

— Что время! Все уже давно в шахте! Бери инструмент и иди к стволу, там тебя ждет Тягнырядно.

— Почему Тягнырядно?

— Геннадий перевелся на «Песчанку» — триста двадцать. — Батанов сосредоточенно потрогал шрам. — Будешь работать с Мыколой, а хочешь, бери перевод и ты. Я никого не держу. — Он достал платок и громко высморкался.

— Никаких переводов мне не надо. Где хочу, там и буду работать.

— Дело твое, работай.

«Предатель! — мысленно обозвал я Геннадия. — Хотя бы толком объяснил. Неужели ему так хочется купить мотоцикл?..»

Перед самым домом Геннадия, на небольшом пустыре, где недавно бегали и мы, мальчишки играли в футбол. На одних воротах вместо штанг стояли две бутылки кефиру, чуть в сторонке, за воротами, на куче рубашек лежала буханка хлеба и что-то завернутое в бумагу. «Вот бы мячом по бутылкам!» — мелькнула у меня мысль.

— Эй, Савин! — увидел меня младший брат Генки. — Давай к нам! У нас одного не хватает. Помедлив немного, я понял, что он играет против «кефирных» ворот. Я снял рубашку, чтобы не измазаться, и занял место на левом краю.