Лев Кукуев - Море в ладонях

— Нет, нет. На меня не рассчитывайте, дети мои. Я поужинал. Допью рислинг — и ходу. Может, Кузьма Петрович с Андреем Андреевичем составят компанию?

— Я пас, — чуть оторвав от стола широкие ладони, объявил ученый.

— Я тоже, — поддержал его Дробов.

Юрка был рад. Взглянул же на Таню с жалобным выражением совсем по другой причине. Тут бы графинчик «столичной», копченой колбаски, к пиву — сырку, заливное — к водочке… Часок, другой посидеть, заказать джазу твист… Денег у Юрки хватало. В Еловске их девать некуда. В Бирюсинске можно и «развернуться», только как Таня?

Таня сказала, что есть будет шницель и выпьет чаю с лимоном.

Уже в самый последний момент, на собственный риск, Юрка шепнул официантке:

— Прибавьте бутылочку рислинга.

Встреча с Дробовым обрадовала Таню. Они обменялись несколькими ничего не значащими фразами, и тут же Андрей спохватился:

— Вы так и не закончили свой рассказ, Кузьма Петрович.

— Да, да. Но за столом обо всем не расскажешь. В общем, Андрей Андреевич, вы сами будущий кандидат наук, сами понимаете, что процессы самоочищения в студеной байнурской воде протекают замедленно. Сейчас окончательно установлено, что течения в Байнуре охватывают не только поверхностные, но и глубинные слои воды. А тут уж судите сами. Значит, азот и фосфор, скипидар и хлор — все, что может оказаться в промышленных стоках, — будет губительно сказываться прежде всего на животном мире Байнура.

Таня подняла глаза на Андрея. Андрей внимательно наблюдал, за ней. То, что он собирался стать ученым, приятно ее удивило. И тут же она почувствовала себя обиженной. Можно было не возвращать Платонова к разговору, который был до ее прихода. Еще минуту назад ей хотелось с Юркой, Андреем, отцом побродить по вечернему Бирюсинску, теперь желание это угасло, как искра на дождливом ветру.

Со шницелем она расправлялась молча. Юрка хотел наполнить всем рюмки, но Дробов первым сказал:

— Мне не надо…

Отец тоже не захотел ничего, кроме чая. Отказался от вина и доктор наук. Тане стало больно за Юрку. Кто, кто, а Дробов мог поддержать Юрку ради нее.

— Я выпью немного, — сказала она.

Юрка, может, и заслуживал худшего, но почему это должен подчеркивать Дробов? Себялюб! Лоб разобьет, но докажет свое.

И тут в Тане заговорил второй человек. Тем же сердцем она поняла, что зря осуждает так резко Андрея. Каждый имеет право на личное мнение… Но каждый должен иметь и такт! В конце концов дело не в Юрке, а в ней…

— Вы будете завтра еще в Бирюсинске? — спросил ее Дробов.

Она вопросительно подняла брови, сделала вид, что не расслышала. Он вынужден был повторить.

— С утра буду занята, а вечером в гости иду к подруге…

— Ну, мне пора, — заявил Платонов.

— И мне, — поддержал его Коренев.

— Я тоже с вами, — поднялся из-за стола Дробов.

Юрка вскочил, протянул руку Кореневу:

— До свидания, Дмитрий Александрович, до свидания, Кузьма Петрович…

— Счастливо оставаться, молодой человек, — улыбнулся ученый, — будьте здоровы, Татьяна Дмитриевна.

Юрка ликовал. Наконец они одни. Он долил рюмки, но Таня взялась за чай. Она пила, обжигая губы, маленькими глотками, не поднимая головы.

— Я закажу мороженое.

— Нет, — остановила она и твердо добавила: — Нет!

Он рассчитался с официанткой, и они вышли на улицу, уже заполненную отдыхающими. Большинство шло к парку, к реке. Он взял Таню под руку.

— Нет, — сказала она, — я домой.

— Я провожу!

— Не надо. Завтра в девять жду в совнархозе…

Сунув руки в карман и сжав кулаки, Юрка с минуту смотрел ей вслед. Потом сплюнул со злостью, пошел в ресторан.

Назавтра Юрка пришел в скверик у совнархоза за час до назначенного времени. Вид у него был такой, словно только что он пережил морскую качку, приходит в себя. Сильно болела голова, утренняя прохлада почти не освежала. Проходивший мимо милиционер окинул его подозрительным взглядом, остановился. На счастье, в конце длинной аллеи появилась Таня. Она шла быстро, ветер шевелил ее пышные волосы, плотно охватывал платьем фигуру, обрисовывал резко очерченную грудь и длинные сильные ноги в белых босоножках на модной шпильке.

Юрка поднялся.

Лицо Тани было слегка припудрено, губы подкрашены. Они едва заметно вздрагивали, словно хотели и не решались высказать затаенную накануне обиду.

Вчера Юрка сказал себе: «Хватит, я ей не тряпка. Пусть катится на все четыре стороны со своим Дробовым!» Сегодня смотрел виновато. Глаза Тани были несколько усталые, большие, внимательные и осуждающие.

— Как отдыхал? — спросила она.

Он не решился ей рассказать, что вчера едва не попал в вытрезвитель.

— И я хорошо, — не дожидаясь ответа, сказала она.

Таня утаила, что ночь почти не спала. Стоило только закрыть глаза, перед ней вставал Дробов. Дробов жестокий, несправедливый. Она спорила, спорила с ним без конца, но ничего из этого не получилось.

— Ты здесь меня подождешь, я пойду документы оформлю. Будет все хорошо, обеденной электричкой уедем в Солнечногорск.

На этот раз в совнархозе у Тани все обошлось как нельзя лучше.

— Агрегаты здесь, в Бирюсинске, — возвратившись к Юрке, объявила Таня. — Но в Солнечногорск съездить придется. Они числятся за химкомбинатом. Я поеду одна и к вечеру вернусь…

Юрка с радостью принял Танино предложение. Как никогда ему хотелось сейчас освежиться бутылочкой пива, отоспаться до вечера.

Электричка летела со скоростью сто километров в час. Таня уселась против окна. В эту сторону от Бирюсинска она ни разу не ездила. Вдоль железной дороги тянулись старые деревушки и сравнительно молодые поселки, а за ними вдали корпуса и трубы, трубы и корпуса, наполовину укрытые плотной стеной тайги. Таня слышала не раз, что в этих местах не одна и даже не десять строительных площадок. Здесь не в один, а в три ряда тянулись опоры высоковольтных линий. Такого она не, встречала даже в картинах местных художников, привыкших, где надо и где не надо, дополнять пейзажи Сибири шагающими опорами.

Электричка делала полукруг, и Таня увидела вдалеке очень высокие трубы. Они не могли не привлечь ее взгляда, казалось, уперлись в самое небо и, словно столбы, держали его над собой. Значит, за лесом в долине появится Солнечногорск. Едва она успела подумать об этом, как поезд ворвался в лес. Замелькали сосны, сосенки, березы, поляны и просеки. Несколько раз пересекли широкие асфальтированные полосы, уводившие в зеленую хвойную даль потоки машин.

Поезд остановился, теснимый лесом. Уютное современное здание вокзала, привокзальная площадь, петля трамвайных путей, с площади выезд на бетонное шоссе. Где-то за лесом, в нескольких километрах, химкомбинат. По другую сторону от железной дороги должен быть город.