Лев Кукуев - Море в ладонях

Туристского типа автобус довез Таню до управления комбината. Ей понравилось восьмиэтажное белое здание из крупных панелей и крупных квадратов стекла. А дальше завод за заводом, открытые и закрытые агрегаты и емкости, причудливое сплетение труб, арматуры… Корпуса, корпуса… Не видно конца и края. Впервые воочию ей представился гигант химии, на котором трудятся десятки тысяч людей, но представился малой частью. Окинуть взглядом такое можно лишь с самолета.

И Таня прекрасно знала, что это только кусочек ее Сибири. Сибири большой, необъятной… И небо над нею было сибирским, синим и очень глубоким… И дышалось ей полной грудью. И город она увидит еще…

На оформление документов ушло полчаса. От комбината до города Таня ехала трамваем. Трамвай не такой, какие в Бирюсинске, — комфортабельный, обтекаемой формы, на мягком ходу. Она решила ехать прямо к подруге по техникуму. Ей посоветовали сойти на Комсомольском проспекте.

Проспект превзошел Танины ожидания. Широкою полосою его разделяли клены, акации, тополя. Всюду скамейки, газоны, клумбы и море цветов. Это же парк вдоль красивой и ровной улицы. Сигналов машин не слышно, необычная для города тишина. И только солнце стояло в зените, пекло, как на пляже, пришлось взять на руку пыльник. Однако вскоре она обнаружила, что в городе Комсомольский, Сибирский проспекты, а дальше кварталы за номерами. Почему бы вон ту, красивую, в зелени улицу не назвать улицей Детства? Там детский кинотеатр и магазин «Детский мир». Почему улицу, которая осталась позади, не назвать улицей Чайковского? Там музыкальное училище. Будь это во власти Тани, она немедленно отменила бы казенную нумерацию улиц… А вот и другое — в Бирюсинске не счесть автоматов с прохладительными напитками — здесь их до убожества мало. Здесь дома поквартально покрашены в розовый, нежно-зеленый, в желтый или голубой цвета. Квартал в три этажа, в два этажа, в пять этажей. Нет высотных красивых зданий, как управление комбината…

Дохнул освежающе ветер в лицо. Стало легче дышать.

Таня отыскала нужный ей дом и квартиру, нажала кнопку звонка.

Дверь отворилась, и сразу же радостный возглас Полины. Они обнялись, расцеловались и вновь обнялись.

— А ты такая же, Таня, ты нисколько не изменилась!

И Таня сказала подруге эти же слова. Сказать-то сказала, но подумала о другом.

Полина подхватила Таню под руку и увлекла за собой. Они на цыпочках прошли в соседнюю комнату и остановились возле коляски, где спал розовый человек: кнопкою нос, две норки наружу. Таня потерлась щекою о щеку Полины. Отчего-то ей стало мучительно больно и сладко. С Полиной они одногодки… Должно быть, нет большего счастья, чем то, когда к груди твоей припадает малое существо, впитывает тебя, наполняется жизнью, пахнет теплой пеленкой и молоком.

Таня вновь обняла подругу — маленькую, худенькую черноглазую женщину. Взявшись за руки, они тихо возвратились в зал, прикрыли дверь в спальню, уселись на тахту. Таня всмотрелась в Полину: полукружья у глаз, на лице нездоровая желтизна.

— Ты не подумай, нет! — понимающе заговорила Полина. — С Виктором у меня все хорошо. И квартира отличная, и работа была по душе…

— Была?!

— Мариша все время болеет. Не климат ей здесь.

— В Сибири не климат?! — не поняла Таня.

Полина заговорила сбивчиво, торопливо.

— У нас ветры чаще дуют с реки, а то и вовсе не дуют. Тогда над городом висит смрад. Запах тухлых яиц и серы. Марина спит плохо и плохо ест. Цементная пыль проникает всюду… Зимой и осенью еще хуже. От комбината и цементного завода плывут туманы, а в них большая концентрация аэрозолей… Одному богу известно, сколько смрада в этих ползущих туманах…

Таня подошла к окну. Да, желто-серое облако надвигалось от комбината. Теперь она не могла равнодушно смотреть на все это. И тут ей вспомнилась вдруг картина молодого еловского художника: «Еловск через три года». Она ясно представила себе уголок земли, который так полюбился ей, представила город в тайге, завод… четыре трубы подпирали собой небосвод… Художник еще ей сказал: «Уберем дым — и Еловск станет мертвым». Какие-то неясные страхи овладели Таней. Она обернулась к Полине:

— Но почему вы дышите этой гадостью, разве вы не хозяева здесь? Кто за вас наведет порядок?

Полина потупила взор, стала совсем маленькой.

— В городе двести тысяч жителей, — сказала грустно она. — Это не твоя стройка, где хозяева вы — комсомольцы… Многие уже обращались в горсовет, писали жалобы. Там принимались решения. Но сейчас вступила в строй последняя очередь комбината. Каждый день простоя — миллионы убытка стране. Вот как оно получается…

— Ну и что же теперь?! — возмутилась Таня.

— Еще в прошлом году отпускались средства на установку каких-то очень уж сложных фильтров. Оборудование дорогое, достать не смогли и изготовить на месте его невозможно. Виктор сказал, что деньги, как неиспользованные, банк снял. Одно за другое цепляется.

— Цепляется, — повторила безжалостно Таня.

— Виктор советует в Березовку временно переехать. Это недалеко. Через каждый час электричка ходит… А я к деду в Бадан хочу…

— Значит, в деревню?! — обозлилась Таня. — Сменять квартиру с горячей водой и мусоропроводом на жалкий уголок в какой-нибудь хате?! Руководители ваши дрянь! Хозяина в городе нет, вот что я тебе скажу!

— Так ведь и они этим воздухом дышат. Проектировщики виноваты. Сейчас все говорят, что город строить надо было на Бирюсе, а комбинат на месте города… Говорят, недавно была московская комиссия, вроде, будут принимать меры…

— Но комбинат и город теперь не поменяешь местами!

— Нет, — согласилась Полина. — Хотя бы дыма меньше стало. Попробуй квартиру получить в Бирюсинске. А у нас — становись на очередь и через месяц получишь. Много людей приезжает, много и уезжает…

Таня мыслями снова вернулась в Еловск. На Байнуре город будет уютней, красивей. Если надо, она подымет весь комсомол, ребята ее поддержат…

Длинно, настойчиво зазвонили, Полина вскочила и бросилась открывать.

— Уф-ф, ты! — гудело из коридора. — Уф-ф-ф! Воздух в городе, как на свалке…

Таня узнала голос дяди Назара.

— Лагушок омулей тебе с Витькой привез. Совсем позабыли деда. Шею ему намылю. Правнучка где?

И сразу дядя Назар перешел на шепот, протиснулся в комнату тихо, Таню увидел — обрадовался.

— И ты, значит, тут! Вот уж не думал, что в дружбе с моей Полинкой…

Пока сборы к столу, хлеб да соль, дядя Назар рассказывал, что уже побывал в Бирюсинске. На днях история с ним приключилась: сам секретарь крайкома уехал из табора, обидевшись на него… И дядя Назар был в обиде не меньше. А вот взял и сегодня нарочно разыскал квартиру секретаря. Велел домашней работнице пару копченых сижков передать хозяину. От лихости это или от дурости, сам не знает того. Только очень хотелось дать человеку понять, что старики на Байнуре хоть и скандальные, но нутром не зловредные… А он, секретарь, сигов-то не выбросит. Грех на душу не возьмет. Зато лишний раз пускай вспомнит слова старика о Байнуре…