Лев Кукуев - Море в ладонях

— Ученые были здесь, Назар Спиридонович, они все учли, все прикинули, взвесили.

— Они со своей колокольни судят, но и мы-то не лыком шиты и газеты читаем. Состарились в этих местах.

Он принес ароматные куски рыбы к столу.

— Кто «мы» и сколько вас? — отшутился Виталий Сергеевич, настраиваясь на мирный тон.

— Да все. Мы, рыбаки, значит. Жители местные.

— И председатель думает так? — спросил Ушаков, хотя об этом было излишне спрашивать.

— Конечно же, думает. Только молчит.

— Зачем же молчит?

— Он председатель, боится.

Виталий Сергеевич вспомнил последний актив, рассмеялся:

— А ты не боишься, так получается?

— Мне-то чего бояться! Председателя, коль не так, можно снять. А меня не сымешь. Без меня и этой рыбы не будет…

Оставаться далее, есть, говорить, смеяться — пропало желание. Уехать сейчас, когда накрыт стол, совсем уже глупо. Старый рыбак — человек непосредственный. Что на уме, то и на языке. Рот ему не заткнешь.

— Пройдет два-три года, Назар Спиридонович, и ты убедишься, что был неправ. Время нам лучший судья, оно и рассудит.

— Кушайте, кушайте, Виталий Сергеевич, а через три года, может, и меня в живых не будет. Да и вы-то рыбки такой на этом бережку не отведаете. По мне что, я захотел — за пантами в тайгу подался. Захочу — пойду белку промышлять. Еще и на медведя могу. Со зверем легче сговориться, — сорвалось с его языка.

Виталий Сергеевич отложил кусок недоеденного омуля:

— Спасибо, Назар Спиридонович, хорошо готовишь, вкусно!

— На здоровье, Виталий Сергеевич, на здоровьечко… Заезжайте…

Старый рыбак сплюнул вслед «Волге»: «Обиделся… А то, что обидел нас всех — не подумал?! Секретарь еще называется!..»

Виталий Сергеевич слово сдержал, и уже через день после посещения им Еловска Головлеву вручили срочную телеграмму из совнархоза о выделении дополнительной техники.

За передвижными электростанциями Таня выехала в Бирюсинск не одна. Ее сопровождал Юрка Пат. Нужно было не только оформить документацию, но испытать агрегаты, организовать их погрузку, отправку. К тому же предполагалось, что один из агрегатов придется брать в Солнечногорском химкомбинате.

Таня давно стремилась в Солнечногорск. Город без малого ей ровесник, построен в тайге, на берегу Бирюсы.

В парках и скверах города юности строители сохранили девственный лес: кедры и сосны, лиственницы и ели.

На каждый микрорайон города — свои школы и ясли, магазины и кинотеатры… Нет улиц неасфальтированных.

Немало о Солнечногорске написано, немало рассказано. Даже полнометражный художественный фильм о сибиряках снимался в городе юности.

Таким же красивым, прославленным будет и Танин Еловск.

Спецовку и повседневное платье она уложила в чемодан. На себя надела новое, голубое, сшитое в талию, хорошо облегающее фигуру. Прихватила и пыльник, на всякий случай.

Таня не удивилась, когда увидела Юрку в модном костюме, в фетровой шляпе и с чемоданом в руке. Она усмехнулась и пододвинула Юрке свой чемодан. Юрка состроил кислую физиономию, но перечить не стал. Он считал себя джентльменом, умел не только «пустить пыль в глаза».

Три часа поездом, и они были в краевом центре.

Каждый раз, когда после длительного отсутствия Тане приходилось возвращаться в родной город, она испытывала щемящее волнение. В городе, где она родилась, где прошли ее детство и юность, Таня одинаково любила красивые центральные улицы с площадями и пыльные окраины со старинными деревянными домами. Город, которому за триста, мог рассказать о себе не только многочисленными справочниками, фотоальбомами, выставками, но и памятниками архитектуры, сокровищами фундаментальной библиотеки, мемориальными досками, археологическими находками. Последние рассказывают, что еще сорок веков назад человек облюбовал эти места для себя.

Таня гордилась своим городом не меньше, чем москвичи — Москвой, новгородцы — Новгородом, киевляне — Киевом. Но в ее родном городе не сделать открытий. Теперь сама Таня строила новый город, вступила в отряд первооткрывателей, делала историю двадцатого века.

Когда Таня и Юрка оказались в толпе пассажиров, хлынувших от перрона на привокзальную площадь, она сказала:

— На трамвае доедем до папы, оставим там вещи, выясним все в совнархозе, а потом можешь топать в гостиницу. Я ночевать буду дома.

Такое Юрку совсем не устраивало. Он надеялся провести этот вечер с Таней. Они могли сходить в музкомедию, в драму, могли провести вечер в парке или в кафе.

— А может, возьмем такси? — спросил он.

— Вот еще выдумал. Трамвай подвезет прямо к дому!

— И вечером никуда не пойдем?

— Нет!

«Нет так нет, — подумал Юрка, — сейчас с тобой говорить только нервы трепать. Набегаешься еще, приостынешь…»

Дмитрия Александровича дома не оказалось. Вещи оставили у соседей. В совнархозе не повезло. Человек, от которого зависело оформление документации, пробыл до вечера на совещании. Велено было прийти на следующий день. Юрка был рад, когда Таня устало сказала:

— Проголодалась я что-то…

Они вышли на центральную улицу, и Юрка повернул не влево — к кафе, а к ресторану «Тальяны». Таня остановилась, высвободила руку. Юрка пожал плечами.

— К чему эти строгости, Танечка? В кафе в лучшем случае пирожки с ливером. Жуешь, как резину. Пусть эти продукты директор треста столовых кушает…

— Тумака тебе надо! — ответила Таня, но больше перечить не стала.

Ресторан наполовину был пуст. Юрка хотел устроиться возле эстрады. Но Таня замедлила шаг, глаза ее радостно заблестели, и она повернула к столику возле окна. И Юрка увидел Таниного отца, Дробова и незнакомого большеголового человека в роговых очках. Только теперь он понял, какого свалял дурака. Лучше было идти в кафе. Таня склонилась к плечу отца, коснулась губами его щеки. Дробов встал:

— Познакомьтесь, Татьяна Дмитриевна, это доктор биологических наук Кузьма Петрович Платонов.

Ученый заулыбался открыто, почти по-детски, что никак не вязалось с его тучной, солидной внешностью. Ладонь его была широкой, и сам он казался широким, приземистым, неуклюжим. Глаза под очками казались особенно выпуклыми. Таня смутилась, покрылась красными пятнами, когда рядом услышала:

— Позвольте и мне представиться: Юрий Блинов. Просто Юра. Танин товарищ, с ее позволения…

— Очень приятно, очень… Платонов…

Таня была уверена, что ученый сказал все это не без иронии. Но Юрка, пожав уже руку Дмитрию Александровичу и бросив небрежно «салют» Дробову, тащил от соседнего столика пятый стул. Поудобней устроившись, он раскрыл перед Таней меню. Можно было подумать, что это общество всю жизнь устраивало его. Таня бросила виноватый взгляд на отца.