Лев Кукуев - Море в ладонях

— Вы паникер и далекий от современной техники человек. Поставим очистные сооружения, и ничего не сделается вашему омулю. — И добавила желчно, так, что Андрей поежился. — Все равно плохо ловите. Сколько живу на стройке, не видела в магазине омуля… Из-под полы какие-то шаромыжники продают и те дерут втридорога. Уж не ваш ли колхоз даст больше пользы государству, чем завод с новейшим импортным оборудованием? Медведей вам жалко, а мне их не жаль! Из ромашек и то человек сумел извлечь пользу. Научился не только любоваться цветами.

Дробов заговорил, и повеяло холодом. Заговорил медленно, зло:

— А я думал, дело имею не с фифочкой, поделился серьезными мыслями…

— Я могу выйти! Остановите машину!

— Сидите! — как на девчонку, прикрикнул он.

Таня откинулась к дверце и только теперь заметила, что сворот к Сосновым Ключам остался уже позади. Впереди, в низинке, у берега Байнура виднелись костры рыбацкого табора.

— Вы провезли меня мимо Сосновых Ключей! — возмущенно сказала она.

— К сожалению, так! Но в Еловске сегодня вы будете.

Выскочив в долину Тальянки, газик свернул влево и запетлял по берегу реки на рыбацкий костер. Дождь остался в горах, здесь он, видимо, только поморосил.

— Андрей Андреевич! Дорогой человек! Приехали, значит, — услышала Таня, когда смолк мотор.

«Встречают словно царька!» — решила она и поморщилась.

— Гостью вот принимай, дядя Назар, — ответил Дробов, — накорми, чем можешь, время в обрез, дальше едем.

Таня вздохнула, но спорить не стала. Пусть кормят, если хотят. К тому же она порядком проголодалась, дорога нелегкая, Дробов тоже, видимо, умотался…

— Сюда вот к костру, сюда пожалуйте, — засуетился дядя Назар. — Вот здесь на колоду можно присесть, чисто…

Еще с вечера погода грозила испортиться, но рыбаки были в море. Дядя Назар успевал разделывать крупных омулей, отвечать на вопросы Дробова, разговаривать с Таней:

— На рожнах, значит, рыбку не пробовали? Сейчас сготовим, сейчас. Пальчики оближете.

«И у этого самомнения хоть отбавляй, — подумала Таня, — куда иголка, туда и нитка».

Трех омулей рыбак выпотрошил, разрезал поперек, куски развернул и насадил по два на специально выструганные лучины — рожны. Потом посолил, поперчил омулей, и воткнул рожны возле огня, но так, чтоб пламя не касалось жирных кусков рыбы.

— Сейчас, сейчас. Нам это дело привычное. Почитай, годков шестьдесят так готовим…

Дядя Назар подмигнул и смешно пошевелил такими же серебристыми, как заячья капуста, усами. Таня решила: рыбак шутник и не так уж стар.

— А сколько вам лет? — спросила она.

— Много, красавица, много. Семьдесят семь в сентябре будет… А вот не болеем! — он говорил о себе почему-то во множественном числе.

Что не болеет — поверила. Для своих лет дядя Назар проворен и суетлив… Таня знала — вокруг Байнура много людей, которым давно уже за сто. В тайге понятия не имеют о гриппе, не знают многих болезней. Здесь воздух насыщен фитонцидами, а фитонциды заменяют десятки антибиотиков.

Пламя костра, озаряя людей, палатки, кусты черемух, как бы замыкало все это в круг. Казалось, что только вот здесь — у огня — и держится жизнь под большим стеклянным куполом. А там — за обжитым островком — и скалы Тальян, и непроходимая тайга, все давно погрузилось в глубины Байнура. Здесь тепло и уют, там загадочная, пугающая тишина, там холод и мрак морской.

— Пожили бы у нас, попитались бы омульком и через неделю себя не узнали, — продолжал дядя Назар.

Андрей, закурив новую папиросу, изредка бросал взгляд в сторону Тани, взгляд осторожный, но изучающий.

— Вот и Андрею Андреевичу говорю: не соси эту заразу! Как что, так сосет и сосет. Лучше выпить с устатку сто граммов, а в табаке какой толк?!

— А сам сколько лет курил? — огрызнулся Андрей.

— Лет пятьдесят. Но если бы раньше бросить, можно прожить еще тридцать. А теперь и ноги не те…

— Ничего. Проживешь еще сорок!

— Нам что, мы проживем, — согласился дядя Назар и повернулся к Тане. — В палатку пожалуйте, там кушать будем, там стол, фонарь…

Таня прошла в палатку. Снаружи донесся сдержанный голос старого рыбака:

— Хоть бы женился, что ли, Андрей Андреич… Председатель колхоза. Человек с положением…

— Успеется, дядя Назар, успеется…

— Голова-то седеть начала, — проворчал осуждающе рыбак. — А годы, они того — текут сквозь пальцы быстрее денег, глянь, и для души ничего не останется.

— Перестань, нехорошо…

— У тебя все нехорошо. Чего не скажи — все не так… Тебе не угодишь…

Тане стало неловко, но тут же она решила: «Меня не касается. Пусть говорят».

За стол Андрей уселся напротив Тани, дядя Назар — в торце стола, так, чтобы лучше ухаживать за гостями. Три кружки, бутылка «белоголовки», ломтями душистый, деревенской выпечки, хлеб, нарезанный толстыми кругляшами лук, на рожне перед каждым по омулю.

Дядя Назар потянулся к Таниной кружке.

— Нет, нет! Мне чаю покрепче, пожалуйста.

— Не откажитесь со стариком, — взмолился рыбак, — глоточек всего. Оно полезно. Погода хлипкая, того и гляди в поясницу ударит, простыть недолго…

Дробов молчал, словно его и не было. Пусть только скажет: «Выпейте» — и Таня откажется. Молчал с деланным равнодушием, тоже характер показывал.

— Налейте! — согласилась Таня. — Только немного. За ваше здоровье, дядя Назар!

— Спасибо, родная, уважила! — польщенный рыбак стрельнул взглядом в сторону Дробова, усмехнулся в усы, словно сказал: вот так мы умеем…

А омуль, приготовленный на рожне, действительно, таял во рту. Нет, дядя Назар не бахвал, не из тех стариков, которые любят похвастать по каждому поводу.

— Тешку отведайте, тешку. Она жирнее, крепше дымком пропиталась. Оставайтесь у нас ночевать, утром уху сготовим, нашу рыбацкую, на противне, на открытом огне. Вкусная будет ушица, густая, лучше тройной и пятерной…

И дядя Назар, улыбаясь Тане одними глазами, расправил ладонью усы.

— Нет! Нет! Спасибо! — забеспокоилась Таня, хотя минуту назад и думала, что неплохо бы было после такого ужина уснуть на перине из душистых еловых веток, встретить в рыбацком стане рассвет, умыться водою Тальянки, услышать первые трели пернатых. Но это было минуту назад. Теперь же хотелось скорее забраться в машину, остаться с глазу на глаз с «председателем», ехать и ехать. Пусть везет ее Дробов в этот поздний и неурочный час, пусть злится, не спит, крутит баранку… Ей это даже приятно…

Когда газик оказался на гравийной дороге, Андрей негромко с холодным спокойствием проговорил:

— Вот и выходит, мы с вами враги. Вы горой за одно, я — за другое. А жаль!

«Сразу враги? — подумала Таня. — В жизни много такого, что не зависит от нас!»

Она вспомнила статью в газете, где обругали еловскую стройку. Статья огорчила и возмутила не только ее. Многие тогда действительно поверили, что Гипробум неправильно выбрал строительную площадку. Группами шла молодежь в комитет комсомола стройки. Люди приехали в Еловск издалека, оставили семьи, распродали имущество, потеряли квартиры, работу…