Лев Кукуев - Море в ладонях

И Миша по инерции вгрызался в жизнь по тем же канонам и наставлениям, что были в школе. Собрания, совещания стали основой его работы. Как правило, обо всем и… В жизнь входил «Комсомольский прожектор», и Миша искренне ратовал за него. Потом день и ночь он занимался созданием комсомольских дружин. Подскажи ему, что главное на сегодняшний день изучение материалов последнего пленума, и он потеряет сон, пока не внушит это каждому…

Но благо, он сам понимал, что нет у него настоящего творческого контакта с ребятами и мучился этим. Понимал, что ребята по-своему его терпят, по-своему уважают «за безвредность», выполняют его указания, поскольку так нужно, охотно вновь изберут его «вожаком», так как каждый ему не завидует… Но таким, как Олег Кошевой, для друзей и товарищей он никогда не будет… И это давно угнетало Мишу. Он не раз собирался просить ребят освободить его от столь высоких обязанностей и сделал бы это, если б не Коренев.

Именно с появлением на стройке парторга Миша почувствовал рядом плечо человека, способного не только разъяснить промахи, но и дать главное направление, по которому нужно идти. Отсюда и обязанности членов комитета были перераспределены. Был создан комсомольский штаб стройки, контрольные посты на участках, в бригадах, сектора связи с поставщиками и субподрядчиками, с проектировщиками, сектор печати и многое то, что не пришло бы Мише в голову, не будь рядом Коренева. И когда обновленный актив стал работать, Миша понял, как ему не хватает опыта организатора комсомольских дел. Он видел спасение только в одном — ближе держаться к парткому. И помогало: то, что сложным было вчера, становилось сегодня менее сложным и трудным. А главное, появилась вера в себя и в ребят. Вопросы, которые ставила жизнь, решались теперь весомо, солидно. Стало быть, главное найдено. Найдена та золотая жила в работе, ради которой стоило перевернуть тысячи тонн породы. Теперь за эту золотую жилу Миша держался обеими руками. Произойди сегодняшний разговор с Загайновым месяца три назад, и Миша покинул бы стройку. «Теперь дудки, Мариванна, дудки…»

Миша выпил вторую рюмку коньяка, но так как пить не привык, то вместе с волчьим аппетитом почувствовал и легкий хмель, с которым горечь невзгод уходит на задний план, а вокруг все становится радужным и доступным. Он без прежнего недовольства поглядывал на ребят и девчат за соседним столом, и ему казалось, что живут эти люди скверно лишь потому, что не видели жизни другой, что никто, никогда не говорил с ними так, как мог бы поговорить с ними он. Вот стоит ему подойти и назваться, рассказать о стройке, и эти девчата и парни сразу же пожелают уехать в Еловск…

Чахохбили ему не пришлось по душе. Много острого соуса и несколько жалких кусочков курицы. Зато цена… Не для рабочего человека такое меню. Несытно и дорого…

В свое время неважно готовили и на стройке в столовых. Но после того как девчата устроили комсомольский рейд, в столовых не переводится свежее мясо, рис, греча, пшено, макароны. За семьдесят копеек обед из трех блюд. Попробуй в Бирюсинске найти такую столовую. Правда, в Еловске нет пока молодежных кафе, но будут свои «Снежинки» и «Лакомки», будут и рестораны, не с традиционным названием, вроде «Саяны», «Иртыш», «Енисей», а теплее, доступней: «Утята», «Олень», «Снегурочка», «Буратино»… Чтоб за солидным названием не скрывались солидные цены. И чтоб само слово «ресторан» обрело иное звучание. Говорило об отдыхе и уюте, звучало красиво.

Миша вновь потянулся к графинчику с коньяком, но, вспомнив запах и вкус этого напитка, поморщился. Он решил, что и вправду коньяк, как утверждают многие, особенно женщины, пахнет клопами. Количество рюмок спиртного, выпитых за двадцать два года, Миша мог сосчитать по пальцам. Зато курить научился. Появлялся ли он у шоферов, у электриков или плотников, всюду ребята, собравшись в кружок, протягивали ему сигареты и папиросы, расхваливали любимый сорт табака. Вначале Миша курил для баловства, за компанию, а потом аккуратно стал покупать себе «Звездочку», «Север». А когда привык и втянулся в это зелье, перешел на сигареты. Стройка после включения в титул ударных стала снабжаться лучшими товарами. Появились кубинские и болгарские сигареты, какие не сыщешь даже в Бирюсинске.

В ожидании чая Миша достал скромную, но очень красивую пачку с длинными ароматными сигаретами. Закурил. В желудке по-прежнему было пусто. Он собирался еще побывать в молодежной газете, отнести статью Люды Бежевой, ту, что заказывала редакция. Но теперь, когда выпил, решил не ходить. А на факультет журналистики, на заочное отделение, он все-таки поступил еще в прошлом году… Ему хотелось как можно больше увидеть, поездить, познать… Миша долил фужер пивом, погрузился в горькие мысли настолько, что не заметил, как девчата и парни, не сводя с него глаз, оживленно о чем-то переговариваются.

— Приятного аппетита, — услышал он рядом и поднял голову.

Перед ним стоял паренек с тонкой шеей, в белой рубашке с бабочкой в воротнике.

— Извините. Это у вас болгарские сигареты? Разрешите парочку штук. Одну для пробы, одну для коллекции… У каждого свое хобби. — Добавил он в оправдание.

— Берите хоть все! — и Миша протянул сигареты.

— Да нет же, нет! — взмолился стыдливо паренек.

Тогда Миша несколько сигарет отложил в наружный нагрудный карман пиджака и вновь подал пачку:

— Берите, а то передумаю.

— Спасибо! — и парень, весь засветившись, отвесил поклон швейцара, получившего крупные чаевые.

Теперь Мише уже не хотелось подсаживаться к этим ребятам, говорить о стройке, называть себя. Да и хмель проходил. Он видел, как и девчата с каким-то болезненным пристрастием затягиваются дымом в подтверждение того, что «BT» действительно сила, прелесть.

Уловив момент, когда официантка проходила мимо, Миша попросил рассчитать его. Женщина в голубом, с голубыми глазами, к удивлению, даже обиделась:

— Но я уже заказала чай и пирожное.

— Подсчитайте и их.

Она тут же достала карандаш, записную книжицу и с очень серьезным видом, словно вершила волшебство, углубилась в подсчет. Будь Миша в столовой или кафе, результат, действительно, оглушил бы его, но он был в фешенебельном ресторане.

— Восемь восемьдесят пять, — сказала она.

Он сунул ей десять рублей и вышел. Но пока поднимался с этажа на этаж, ему так захотелось пить, что не будь на пути буфета, пришлось бы вернуться. В буфете стояли четыре столика и шестнадцать незанятых стульев, точно таких же, как в ресторане. В витрине сыр, колбаса, бутерброды и пирожки с мясом, капустой.

— Два с мясом, — попросил он буфетчицу, — и два стакана чаю.

— Двадцать четыре копейки, пожалуйста.