Галимджан Ибрагимов - Дочь степи. Глубокие корни

Рассказ Зифы сводился к следующему:

Неделю тому назад придурковатый Ахми, всегда жаловавшийся на отсутствие денег, дал старухе на хранение двадцать рублей. В ночь исчезновения Фахри Гимадия всю ночь не было в совхозе. Вернулся он усталый только на заре. Утром обнаружилась пропажа железного шкворня. Пришлось приспособить к телеге деревянный.

Все это было ново. Рамазанов, посоветовавшись с Шенгереем, решил немедленно отправить старуху в город на допрос.

— Сколько раз допрашивали тебя, бабушка? Почему ты не рассказала этого Паларосову? — спросил он.

Старуха испугалась, стала раскаиваться в своей болтливости.

«На свою голову, видно, наговорила. Пропаду теперь», — подумала она и, чуть не плача, пробормотала:

— Стара я сынок, память у меня слабая, ум затуманился…

И вдруг, оживившись, торопливо заговорила:

— Он, наверно, подарками рот мне заткнуть хотел: дескать, пусть молчит, ничего не видит. Надавал всякого тряпья. Не нужно оно мне! Вот они, все подарки бая! Больше у меня ничего нет!

— Бабушка, что делал на последней неделе Ахми? — перебил Шенгерей.

— А что же ему делать-то, голубчик? Пил да пил! И днем и вечером пил.

— Откуда деньги брал?

— Кто ж его знает… Врать не хочу. Я говорю только то, что видела. За последние дни обнаглел Ахми. Сам чуть на ногах держался, весь распух, глаза кровью налились. То к Валию подойдет, то к Гимадию, все деньги требовал.

— Давали?

— Ругали каждый раз, а все же давали, хоть и говорили, что это в последний раз. Ахми возьмет деньги, положит их в карман и с ворчаньем уйдет. На другой день опять требует. Его опять ругают, но опять дают. Сколько раз обещался Ахми больше не просить, но не проходило дня — снова просил.

Пока они так разговаривали, из переулка, со стороны садов и огородов, вышла Айша.

До переезда в Байрак жители Акташа не знали огородничества, садоводства, рыбной ловли. Переселившись на берег Волги, они быстро со всем этим освоились. Уже в первую весну мужчины обзавелись лодками, удочками, снастями и, если выпадала свободная минутка, выезжали на всю ночь на Волгу. Женщины полюбили садоводство.

Здесь земля оказалась очень подходящей для выращивания клубники, малины, вишен. С тревогой и надеждой посадили яблони. В этом деле помогли своим опытом соседние крестьяне.

В нынешнем году ждали первого урожая яблок.

В конце мая яблони зацвели пышным цветом. Стар и млад не могли налюбоваться на плоды своих рук, насладиться развернувшейся красотой. Следом за яблонями обрядились в пышный наряд вишни. От садов шел густой, пряный аромат. Для байраковцев, не видевших такой красоты всю свою жизнь, казалось, что наступил праздник. Да это и был весенний праздник природы. Работать среди моря цветов и зелени было наслаждением.

Айша с утра до ночи копалась в саду и не чувствовала усталости. Вот и сегодня она натаскала воды из Волги, полила грядки. Погруженная в работу, вспомнила мужа, и слезы заструились по ее обветренному лицу. Она забыла, что не ела с утра, и проработала бы еще долгое время, но над плетнем показалась голова ее сына Самада.

— Мама, иди скорей! Шакир-абзы приехал, тебя зовет.

Голос сына вывел ее из задумчивости. Она вспомнила, что с утра не кормила детей. Взяв на плечо коромысло, захватив заступ, Айша торопливо направилась к дому.

Подойдя к дому, Айша увидела у ворот подводу и сидевших на бревне Шакира Рамазанова, Шенгерея и Зифу, занятых разговором. Около них крутилась куча детворы. Айша, как была в лаптях, грязном фартуке, с вылинявшим красным платком на голове, подошла к разговаривавшим, поздоровалась и шутливо сказала Шакиру:

— Наконец-то ты пожаловал к нам в Байрак!

Рамазанов улыбнулся.

— А как же. Ведь здесь есть и партячейка и комсомольская ячейка. Я часто тут бываю. — И добавил: — Велели узнать, как ты поживаешь. Не нужно ли чего? Подсобим чем можем.

При групповых разногласиях, издавна имевшихся среди татарских коммунистов волости, Рамазанов всегда выступал против Фахри. Немалую роль сыграл он и на последних выборах, провалив его кандидатуру.

Айша все это отлично знала, и теперь в ответ на слова участия Шакира ей хотелось ответить: «При жизни травили, как собаку, а теперь вспомнили».

Но сдержалась. Она нашла неуместным затевать ссору и переменила разговор.

— Что это такое? Откуда? — спросила она, указывая на разбросанные вещи.

Шенгерей вкратце рассказал о случившемся.

— Бабушка, ты меня подожди здесь. Мы вместе пойдем в волость. Я найду тебе попутчика до города, — сказал Рамазанов старухе.

— Хорошо, дитятко, хорошо, — живо отозвалась Зифа и принялась укладывать раскиданные вещи.

Айша в сопровождении Шакира и Шенгерея вошла в избу, где недавно Паларосов снимал с нее допрос.

— Сейчас самовар поставлю. Пока вскипит, стерлядку поджарю. Вчера Шенгерей принес, — сказала Айша и, не обращая внимания на протесты гостей, захлопотала у печки.

Изба была по-прежнему чистая, прибранная. В ней ничего не изменилось. Только появилась на стенке карточка Фахри, снятого на фронте.

Айша, накрывая на стол, стала рассказывать о последних новостях.

…Арест Садыка вызвал большое недовольство крестьян. Первому досталось Шенгерею.

— Кричать на нас умеешь, а как до дела, так ничего у тебя не выходит! — возмущались они.

Джиганша-бабай долго бранил его, а потом запряг лошадей и уехал в Акташево. Там остались еще приятели Фахри и Садыка, с которыми они в молодости вместе гуляли и которые принимали участие в ссоре, оставившей на лбу Садыка глубокий шрам. Джиганша разыскал семь человек, знающих эту историю, растолковал им, что они должны помочь спасти кочегара.

— Поехать-то мы поедем, а кто нам дорожные расходы возместит? — спросили крестьяне.

На обратном пути из Акташева повстречался Джиганша со стариком кряшеном [87] Кряшен — крещеный татарин. . Они разговорились. Кряшен рассказал, что видел Садыка около столетнего дуба, и прибавил:

— Садык пошел в Байрак, а я отвез Фахри в совхоз.

Это было совершенно новым и очень важным показанием. Джиганша уцепился за кряшена.

— Садык — наш парень, освободить надо. Тебя допросят.

— Пускай допрашивают, только вот дорожные расходы… — заметил кряшен.

В довершение всего ребята сделали большое открытие. Во время игры они увидели, как Гимадий, озираясь по сторонам, поднял с земли шкворень и засунул его в рукав. Дети, увлеченные игрой, совсем забыли об этом случае и только теперь, слыша постоянно «шкворень», вспомнили про него. Все три группы свидетелей имели большое значение для расследования преступления и освобождения Садыка.

По вызову Паларосова Айша, взяв с собой двух пионеров, старика кряшена и двух крестьян, знающих историю со шрамом, поехала в город. Там их всех допросили…