Галимджан Ибрагимов - Дочь степи. Глубокие корни

Три недели подряд не было дождя. Каждый цветок, каждый лист, каждая былинка тосковали по капле влаги. Поникла трава, зеленым ковром устлавшая луга. Земля высохла, местами потрескалась. Крестьяне, весь май надеявшиеся на хороший урожай, приуныли, видя, как никнет и желтеет трава. В голове стали роиться мрачные мысли, в памяти возникали картины пережитого голода.

Белую тучку, поднявшуюся с запада над горизонтом, встретили с радостной надеждой. Влажный ветерок, пахнувший в лицо, навевал радость. Крестьяне не сводили с тучи глаз.

«Куда идет? Не минует ли нас? Не пронесется ли стороной?» — с волнением думали они.

Гроза разразилась над Байраком. Столетний дуб, вырванный с корнями, лег поперек оврага Яманкул. Но крестьяне не удивились, не ахнули. Они все ждали, не отрывая взгляда от неба, занятые одной мыслью:

«Не мимо ли?»

Но вот грозовая туча, перерезав Волгу, понеслась к Каме. Небо задернулось густым слоем однотонных туч. Хлынул ливень. Все с облегчением вздохнули, исчезло напряженное ожидание, лица осветились улыбкой.

И Айша, и Шенгерей, и Шакир были частичкой того же крестьянства, чья судьба связана с дождем. Их сердца с детства привыкли тосковать в засушливое время, радоваться влаге. В прожитые тяжелые годы, среди голодной смерти, они работали для Советов, тащили на своих плечах нелегкий груз. Они знали, что дождь нужен для крестьян, для Советов, для Октябрьской революции, для проведения в жизнь путей, намеченных партией. Они смотрели на тучу с такой же надеждой, как и седой крестьянин. Но только вместе с радостью от полившего дождя в голове шевелились мысли:

«Когда избавимся от этого? Когда судьба деревни перестанет зависеть от капризного дождя? Когда деревня станет пользоваться новой техникой?»

Дождь шел долго, ровно, спокойно. Лошадь, впряженная в телегу, радостно подставляла бока под потоки воды. Зифа по приглашению Айши зашла в избу выпить чаю. Ехать в такой ливень было невозможно, и Шенгерей воспользовался этим. Он закидал Шакира вопросами, справками. Спрашивал даже о понятных, известных вещах.

— Как при обложении налогом правильно разграничивать кулака, середняка и бедняка?

— Как выявить бедняков, подлежащих освобождению от налога?

— Как распределять семена для весеннего и осеннего сева?

— Кого назначить на починку моста?

Он вынул из кармана тетрадку, где одному ему понятными каракулями было записано, сколько десятин земли засеяно, сколько прибавилось скота, сколько парней ушло в Красную Армию, какая сумма израсходована для красного уголка, какая помощь оказана школе. Все это записывал Шенгерей в свою тетрадку, чтобы иметь сведения под рукой. Своих записок он никому не показывал. От Шакира не скрыл:

— Работа тяжелая, сил моих не хватает. Научи.

На дворе безостановочно лил дождь. Шакир, внимательно просмотрев тетрадь, изумился детальным записям и искренне порадовался. Он подарил Шенгерею маленькую записную книжку, показав, как нужно вести записи. Шенгерей почувствовал большое облегчение, сомнения его покинули.

«Эх, если бы у меня знания были, завертел бы!» — подумал он.

Разговор снова коснулся городских впечатлений Айши.

— Как Нагима? Что она, плачет?

— Женщина без слез не может. Но это не помешало ей дни и ночи хлопотать об освобождении мужа. Ходила она и в ячейку и в партком. Ночью поднимала с постели Шарафия и Василия Петровича. Во время этих хлопот получила от мужа письмо, в котором он писал, что у него много свободного времени, просил прислать «Капитал» и другие книги. Нагима рассказывает об этом, а сама улыбается сквозь слезы. «Видишь, говорит, я здесь из сил выбиваюсь, а он сидит себе как ни в чем не бывало. Даже о заводе вспомнил, боится, как бы чего не случилось».

Наконец дождь прошел, тучи рассеялись, выглянуло солнце. С визгом, хохотом выбежали ребята на улицу, стали плескаться в лужах воды. Все кругом ожило, зазеленело. Весело заблестели капли дождя, повисшие на деревьях. Шакиру давно пора было уезжать. Напоследок он сказал:

— Валий арестован. На его место, вероятно, назначат Сафу Гильманова из волисполкома. Он ведь кое-что в агрономии смыслит. Место Сафы займешь ты, Шенгерей. А на твое место ячейка думает выдвинуть Айшу. Я и приезжал для того, чтобы переговорить с вами об этом.

Оба кандидата запротестовали. Шенгерей стал ссылаться на свое малое образование, желание еще годика два поработать в Байраке. Айша просила подождать до осени, чтобы успеть пристроить детей.

Шакир улыбнулся:

— Это не мое дело, таково решение волостного комитета.

Айша и Шенгерей замахали руками, но Шакир, усадив Зифу, вскочил на телегу и погнал лошадь к околице. Проехав некоторое расстояние, он оглянулся и крикнул:

— Не забывайте извещать волостной комитет о работе артели!

Зифа видела Шакира впервые. Очутившись на одной с ним телеге, она волновалась:

«Куда это он везет меня? Не арестует ли?»

Вид вооруженного человека в волисполкоме еще более усилил ее беспокойство. Так доехала она до города, полная тревожных дум. Больше всего боялась она предстоящего допроса.

«Погибну, погибну! Назовут прихвостнем Валий-бая и запрут под замок…»

Оробелая, испуганная, переступила Зифа порог камеры следователя.

— Садись, бабушка! — обратился к ней Паларосов по-татарски.

И допрос и протокол велся на том же понятном ей татарском языке. Это несколько ее успокоило.

«Свои люди, зря не погубят старуху», — подумала она.

Зифу допрашивали долго, а потом сказали:

— Ладно, спасибо, бабушка. Теперь ступай домой. Не забудь, что здесь говорила. Скоро суд будет. Тебя вызовут в качестве свидетельницы.

— А там по-мусульмански будут спрашивать?

— Да, бабушка, по-татарски, — ответил секретарь.

— И я по-мусульмански буду отвечать?

— Да, бабушка, по-татарски.

— Хорошо, дитятко, хорошо, — сказала совсем успокоенная старуха.

Зифа, кланяясь и благодаря, попятилась к двери. Выйдя на улицу, она торопливо зашагала к своему дому. Все кругом было по-старому. Вон большой двухэтажный дом. Вон желтые ворота. Вон маленькая дверка, ведущая в подвальный этаж. Кто это вышел из двери? Не Джамалий и Камалий ли? Они!

При виде старухи оба приятеля застыли от изумления.

— А, бабушка Зифа! — воскликнул наконец Джамалий. — Неужто вернулась?

— Уж не говори, сынок! Видно, не минул еще мой час. От смерти спаслась, — ответила старуха.

Втроем вошли в дом. Внучата кинулись на шею старухе с криком:

— Бабушка приехала! Бабушка приехала!

Зифа наделила их гостинцами. За долгое отсутствие старухи в сердце снохи улеглась вражда к свекрови. Она радушно поздоровалась. Сноха живо вскипятила самовар. За чаем пошли разговоры. Старуха оживилась, рассказывала о пережитом. Когда она коснулась истории об окровавленном бешмете, Джамалий хвастливо перебил: