Олег Кириллов - Стремнина

— Итак, — гость, пока хозяин ходил, разглядывал обстановку, — итак, Эдуард Николаевич, мой визит для вас, как я вижу, радости особой не доставил. Понимаю, не то время суток. Впрочем, если разговор наш не состоится, я уйду очень быстро. Итак, моя фамилия Тихончук, Александр Еремеевич Тихончук. Я — дядя Виталия Корнева. Вы спросите, зачем я здесь? Извольте. Я слыхал, что вы достаточно разумный человек. Вы прижали к стенке этого сосунка Виталё. Я не призываю вас замять дело, нет, пусть все идет. Даже заставьте его возместить ущерб, заплатить все до копеечки… Сукин сын, польстился на чепуху, баб ему, простите, не на что было угощать, жеребец стоялый. Вы спросите, зачем я пришел? Отвечу. Я работаю директором ресторана «Поплавок». Много лет работаю, позволю себе такую не относящуюся к делу реплику. И вот представьте себе, моя репутация из-за этого дела может серьезно пострадать. Я ведь тоже материально ответственное лицо. А вдруг кому-то вздумается вспомнить о генетике? Дескать, если племянник вор, то не может ли быть таковым и родной дядюшка? Вот за этим я и пришел.

Эдька молча разглядывал сидевшего перед ним человека. Нельзя сказать, что он был очень неприятен. Нет, скорее наоборот. Тонкие брови, широкий лоб, нос с приятной горбинкой. Спокоен, как человек, исполняющий не очень радостную, но морально оправданную обязанность. Только пальцы нервно постукивали по папке на коленях.

— Вы не по адресу, — сказал Эдька. — Если у вас возникнут какие-либо вопросы, вы сможете их задать суду.

— У меня не вопрос, у меня просьба.

— Я вас понимаю, но помочь ничем не могу.

— Можете. Если вы согласитесь с мнением людей, советовавших вам ограничиться выплатой Корневым присвоенных денег…

— Я прошу не давать мне советов.

— Жаль, — вздохнул Тихончук, — очень жаль, Эдуард Николаевич. Я ведь не толкаю вас на служебное преступление. Один из ваших руководителей сам советовал вам нечто подобное. Государство не понесет никакого ущерба, как говорят, всем сестрам по серьгам, но зато вы поможете сохранить в чистоте репутации нескольких людей. Если б речь шла об этом шалопае Корневе, я бы ни за что не пришел сюда. Но речь о другом, речь не только обо мне, но и о Станиславе Владимировиче. Поверьте мне, иначе бы я не пришел к вам с таким очаровательным эскортом.

— Извините, я занят. У меня просто нет времени продолжать этот разговор.

Тихончук натянуто улыбнулся:

— Ох, молодость-молодость… Сколько ошибок ты делаешь в жизни. А потом ведь так трудно исправлять их. Ладно, Эдуард Николаевич. Я ухожу. Но разговор наш закончился не так, как было бы полезно не только для вас и меня, но и для некоторых других людей. Боюсь, что сегодня вы приобрели немало недругов, как говорят в торговле, оптом. Сразу то есть, в комплекте. А вам, с вашим общественным положением, гораздо лучше было бы поостеречься. В здешней почве вы еще не совсем укрепились, Эдуард Николаевич. Как ветерок покрепче дунет, так и понесет вам по чисту полю. Впрочем, я к вам пришел с одной целью: попытаться, как говорят, воззвать к вашему здравому смыслу. Как видите, я вам не предлагаю ни взятку, ни что-либо еще противозаконное, хотя деньги вам не помешали бы в любом случае. Я вот, простите, смотрю на вашу так называемую обстановку. Жену сюда привести даже как-то и негоже. А если б вы меня послушали…

Эдька встал:

— Простите, наш с вами разговор слишком затянулся.

— Да-да… — Тихончук кивнул, подхватил свою папку, — да-да, конечно. Я прошу прощения за этот визит, но я хотел кончить дело миром и ладом. Не получилось, к сожалению. Жаль. А ваша карьера могла бы быть безоблачной. Засим позвольте откланяться.

В прихожей он судорожно натягивал на плечи шубу, не зная, куда девать папку. Он поглядывал на Эдьку, будто пытаясь подсказать ему, как поступают в таких случаях воспитанные люди, однако тот стоял привалившись к дверному косяку и в глазах его Тихончук не прочел ничего для себя хорошего. Но верный приданной для себя роли, гость, уходя, сделал ручкой нечто похожее на «пока, до встречи».

Ветер за окном раскачивал жестяной абажур с электрической лампочкой на столбе. Желтое, размытое поземкой пятно света выхватывало из темноты то обледенелые доски скамьи, то скрюченные от холода ветви акации, когда-то гибкие, а теперь сухо постукивающие под порывами северика. Эдька прислонился щекой к жгучему стеклу. Много раз он слышал о подобных случаях из следовательской практики, очень похожих на нынешний, однако ему всегда казалось, что подобного в жизни быть не может и эпизоды эти, рассказанные кем-то из сослуживцев, он воспринимал как охотничьи рассказы, в которых истина, как правило, весьма далека от того, что рассказывается. И вот сегодня он сам был участником подобного разговора. На что надеялся этот самый Тихончук? Что предполагал, составляя план нынешней беседы? А ведь в том, что весь ход беседы был им тщательно продуман, сомнения нет. В папке наверняка лежали пухлые денежные пачки. Интересно, во сколько же оценил этот самый товарищ Тихончук его, Рокотова, совесть? Видимо, не очень высоко, потому что вел беседу легко, даже как-то вдохновенно, во всяком случае на первом этапе. Это уже потом, когда почувствовал в молчании Эдьки сопротивление и неприятие, стал тормозить. Да, принес деньги. Надо было б пугнуть его, сказать, что вся беседа записывается на магнитофон. Вот испугался бы, наглец. Что-то он там вякал насчет завязанности Станислава Владимировича? Блефует. Решил использовать свои взаимоотношения с семьей Немировых и то, что его привела сюда Надя.

Как-то сидит на лавке. Вот юморист, нашел время прохлаждаться. Сейчас на улице не засидишься. Ишь, скрючился. Стоп, может быть, это тот самый товарищ Тихончук? Может, планирует еще что-либо? А ну как в отчаянье решит подмерзнуть под его окнами в виде протеста? Хотя нет, такие далеки от нерациональности. Этот вычислит, что простуда для него гораздо большая потеря, чем мнимый выигрыш в разговоре со следователем. И все ж кто-то там есть.

Надеть ботинки и свитер недолго. Накинув куртку, Эдька уже через три минуты стоял на крыльце, вглядываясь в темноту. Человек на скамейке сидел согнувшись, словно прикрывая лицо от ветра. На скрип снега под Эдькиными шагами поднял голову.

— Ты чего здесь?

Лицо Нади не то побелело от мороза, не то просто показалось ему таковым в кромешной тьме. Подняв голову при первых звуках его голоса, она молча смотрела на него.

— Пойдем, — сказал он и взял ее за руку.

Они молча поднялись по лестнице, он пропустил ее в дверь. Постояв с полминуты прислонившись к стене, она начала расстегивать пуговицы шубы. Он ушел на кухню и поставил чайник. На экране телевизора все еще плясали полуголые девицы и решали проблему, за кого выходит замуж главная героиня. Когда Эдька вернулся в комнату, Надя сидела в кресле, прическа сбилась, ноги она поджала под себя, и казалось, ей абсолютно нет никакого дела ни до Эдьки, ни до всего, что окружает ее в мире.