Олег Кириллов - Стремнина

— Вот в этом вы правы, — сказал Туранов и покачал головой. — Пожалуй, только в этом, Иван Степанович. Ладно, и все ж не это вы хотели сказать. Не это.

Селиванов опустил голову:

— Может, и не это. Наверное, хотел сказать, что у нас с вами разный возраст, Иван Викторович. Для вас еще не наступил период, когда главным делом жизни становится забота о детях, об их благе. Мне еще что-либо пояснять?

Туранов не ответил.

Поезд в Бирюч приходил рано утром. Если б летом, еще можно было б на что-то надеяться, а вот зимой? Эдька постучал ботинком о ботинок, тоскливо подумал о том, что в такие поездочки надо бы одеваться в валенки да теплое бельишко. Правду говорят, что хорошая мысля приходит опосля. Ветер с поземкой крутил снежные вензеля вокруг полузасыпанного снегом штакетника; желтый круг от фонаря, раскачиваемого ветром, ползал от залепленной снегом двери вокзальчика до тусклых заиндевевших рельс.

Сошел на станции только он один. Постоял на перроне, грустно подумал про теплую свою комнату, где мог бы спать еще целых два с половиной часа. Когда был летом, здешние места не показались такими унылыми и запустевшими. Помнил, что невдалеке, за пригорком, дома, а левее, от здания вокзала чуть в стороне, запасные пути и водокачка. Живущие на станции люди работают в отделении совхоза «Героевский». Неплохой, в общем, совхоз, потому что в прошлый приезд видел здесь немало молодежи, а это сейчас главный показатель рентабельности хозяйства.

Времени у него много. Целый день. Поезд в Рудногорск идет вечером. Приехал сюда с одной целью: летом на эту станцию нельзя из города приехать на машине. Нет моста через реку и приличной дороги. Груз для корневского дворца пришел сюда именно в этот день, пятого февраля, только прошлого года. И на следующий день с машиной, с грузовой, это очень важно, прибыл сюда сам гражданин Корнев. Уехал к вечеру, а ночью с вагона сорвали пломбы и вывезли часть груза.

Конечно, надеяться, что его осенит гениальная мысль именно во время созерцания здешних мест, трудно. И все ж хотелось еще раз побывать здесь, чтобы прикинуть, как все могло быть.

Зашел в здание вокзала. За стеной с зарешеченным окном подремывала толстая тетка. На столе лежала красная фуражка дежурного. Стрельнув взглядом в приезжего, отвернулась. В зале ожидания было тепло, и Эдька расположился в углу, решив подремать, пока не рассветет.

Едва только прикрыл глаза, бухнула дверь. Зашли двое. Кинули рукавицы на лавку рядом с Эдькой, сели. Сквозь полуприкрытые веки он разглядывал нежданных соседей. Один постарше, лет сорок пять, седоватый, приземистый. В замасленном кожушке и подшитых валенках. Другой помоложе Эдьки, эдак двадцатисемилетний, высокий, тонкий, с желтыми вислыми усами, казавшимися приклеенными на его лице. На ногах — сапоги солдатского покроя, одет в серое поношенное пальто, в котором ему при нынешней погоде, наверное, не очень уютно.

Новые соседи вели себя неспокойно. Тот, что постарше, завозился на месте, сказал приглушенно, но достаточно громко:

— Зря слили воду… Лучше бы мотор работал. А ну как кипятку не достанем? Что, в деревню с ведром бежать?

Его товарищ буркнул:

— Найдем. Чего погнал тебя чертяка? Спали бы у Ольги. Не-ет, давай-давай. Куда спешили? Спит твой Куманьков.

— То-то что спит. Зато сторож подтвердит, что мы первые. А то в прошлый раз стоял до двенадцати в очереди, да под погрузкой. А мне нужно два рейса за углем еще сделать. В гробу в белых тапочках видал я такую работу.

— Оно так.

Дальше они зашептались и слова их разобрать было невозможно, да Эдька и не стремился к этому. Но вот они снова заговорили громче, и он насторожился:

— Вернемся в Рудногорск, пойду к бугру, пусть наряд по городу дает. На такой таратайке в дальний рейс…

— Какой там дальний? Тридцать километров.

— На этой машине и десять — дальний рейс. Только по двору автобазы ездить.

Как может быть отсюда до Рудногорска тридцать километров? По трассе не меньше ста. Что за нескладность?

— Минутку, — сказал он, обращаясь к соседям, — вы сказали, что до Рудногорска отсюда тридцать? Или я ошибся?

— Ну тридцать два, — старший подозрительно оглядел его с ног до головы, не нашел, видимо, ничего тревожащего в облике случайного собеседника и пояснил: — Мы ж напрямик гоним, через речку. А если в объезд, так это за сотню. Морозы стоят крепкие, тут завсегда зимой напрямик ездят.

Вон оно что? Так, значит, Корнев мог действительно управиться очень быстро, и не надо было специально машину нанимать.

— А зимой тут напрямик много транспорта ходит?

— Да все, считай. Кому охота крюк такой давать. А лес для Рудногорска зимой здесь выгружают. Удобно. Наших машин тут каждый день, считай, до десятка бывает. А что, в Рудногорск надо?

— Надо. Возьмете?

— Возьмем, если пятерку на гнилушку дашь. Ну а коли поможешь дрючки побросать, так даже в компанию примем… — засмеялся молодой.

— Сговорились, — подстраиваясь под тон собеседника, сказал Эдька.

— Тогда спи, браток, будем собираться — толкнем.

Вот оно, оказывается, как было? А Эдька ворошил кипы путевых листов, искал заказ Дворца культуры на машину. Расчет был на то, что грузовик для поездки сюда нужно брать как минимум на целый день. И с километражем солидным. Не нашел такого заказа. А оно, наверное, было гораздо проще. Корнев подцепился на попутную, побывал здесь и уехал спокойно. А ночью сорвали пломбу и поломали ящики с мебелью. Для этого нужно было не меньше часа, это уж обязательно. В темноте разбить ящики, вынести мебель, погрузить ее в машину или в машины. Нет, здесь работало несколько человек. А как же охрана? Вагоны стояли в тупике, там сторож лесосклада. Не мог же он просмотреть. В деле есть протокол допроса, сторож клянется, что ни одна машина в ту ночь не подходила к вагонам.

Мебель-то классная. Клубный набор «Экстра». В него входит свыше шестисот прекрасных кресел под кожу, оборудование шести кабинетов, бильярдной, библиотеки, мебель для холлов и вешалки. Все удовольствие на сорок восемь тысяч рублей. Похищено и поломано на общую сумму до двенадцати тысяч, но поломанную мебель Корнев уговорил начальство сразу же списать, а хотелось бы глянуть, в каком она была виде, эта самая сломанная мебель. И кому было нужно ломать ее в вагоне, рискуя навлечь на себя беду, потому что сторож был совсем рядом и треск дерева мог бы услышать.

Вопросов много. На квартире Корнева найдено шесть кресел из набора, но председатель завкома комбината подтверждает, что разрешил Корневу временно взять их себе домой. Как не помочь молодому специалисту?

Нижников держится от всего этого в стороне. Почему? Недавно, во время очередной беседы, даже вспыхнул от обиды: