Олег Кириллов - Стремнина

— Дмитро, если б не по горло ситуация, не стал бы я тебя так. А сейчас пойми: позарез нужно следующий месяц сделать. Позарез. А без труб я, сам понимаешь, ничего не сделаю.

Коваленко тяжело задумался. Потом повернулся к заместителю по снабжению:

— Федор Каленикович, скажи, чем можем помочь?

— Тыщу тонн наскребем, Дмитрий Савельевич. Больше ни грамма.

На это, видно, была уже предварительная договоренность.

— Вот это я тебе, Иван, могу дать. И то, учитывая просьбу Михаила Петровича. Уважаю я его, да и к тебе тоже, знаешь ведь… Бери, пока не раздумал. Вагоны найдешь — сразу и отгружу. Хоть сегодня.

— Вагоны есть, — Юрий Абрамович вскочил, — Иван Викторович, можно я позвоню, а?

— Давай! — Туранов понял, что теперь уступки Коваленко кончились, и прикидывал, как быть. Шансов хотя бы еще на одну тысячу тонн не оставалось. И все ж он помнил про три месяца, по прошествии которых обещал ему трубы замминистра. Значит, совсем плохо, тыща тонн — не выход. Это слезы вдовьи, а не задел на месяц. Их перерабатывают за считанные дни. Нет, уходить нельзя было. Еще б тыщу.

Коваленко глядел на выражение лица его и ждал продолжения. Хмурь и озабоченность не сошли с лица Туранова, и он обменялся взглядами со своими помощниками. Южновский секретарь парткома завозился на месте:

— Иван Викторович, мы к вам ведь с душой. Дружим коллективами, часто бываем в гостях друг у друга. Только по этой причине дали тысячу тонн. Мы сейчас, практически, заказы не отгружаем.

— Во-во, — вмешался директор, — Федор Каленикович, скажи, когда за пределы области в последний раз отправляли?

— Да уже забыл, Дмитро Савельевич.

Ряды на переговорах немного подрасстроились. Кудря пересел с южновского конца на гостевой, рядом с Гомозовым, и они сейчас оживленно переговаривались. Коваленко поглядывал на них тревожно.

И тут в кабинет вошла Алла Николаевна. Коваленко привстал, вглядываясь в нее:

— Вам кого, занят я…

Даже Туранов не видел ее такой. В голубом брючном костюме, с какой-то пирамидальной прической, на каблуках (господи, как она в таких туфельках через снег пролезла), шла она с торжествующей улыбкой прямо к Туранову, и Любшин понял все, вскочил с места, прихватил стул и подвинул его между собой и директором.

— Это наша, — сказал Туранов, не без удовольствия наблюдая, как Коваленко бросил сердитый взгляд в сторону комсомольского секретаря. Эх, хлопче, видать, будет тебе за то, что недоглядел появление этой птички. Вы ж все по утренним результатам смотрели, а она у подруги ночевала.

Алла Николаевна села рядом с Турановым, раскрыла сумочку, вынула записную книжку. Пока ей представляли южновских товарищей, она, одаривая их улыбкой, написала несколько строк и пододвинула блокнот Туранову.

«Иван Викторович, — было написано там, — трубы есть. Полторы тысячи тонн в семнадцатом складе. Хранят для Министерства Морского Флота. Сроки вышли еще три дня назад. Представитель Министерства не обеспечил вывозку и уехал в Москву ругаться с начальством. Надо забирать, пока не поздно. Стандарты наши».

Ай да Алла Николаевна. Ай да умница. Ну, теперь держись, Дмитро Савельевич!

Дальше разговор уже пошел легче, и через полчаса ошалевший от счастья Бортман помчался решать все вопросы с отправкой труб, получив здесь же, в кабинете, все необходимые визы.

— Чорти шо, — Коваленко то ли сердился, то ли шутил, это шоб хохла москали надулы, да такого ж вовик не бывало. Ладно, Иван, ты пойми мое положение и не обижайся. Мне ремонт той чертовой девятой во где. С Урала металл получаю да с Донбасса. А время идет. И вал не тот, и сроки срываем. Да ты ж понимаешь меня, чего это я перед тобой оправдываюсь? А птичку эту ты что, в штате на пробивание держишь?

— Да нет, конструктор. Она неделю назад меня укатала с тиром, вот и взял с собой, чтобы тебя, чертяку скупого, выкурила, как меня в свое время.

— Гляди, Иван… Тут можно в обратную сторону загреметь. — И Коваленко вновь превратил глаза в щелки.

— Не, меня это не тревожит. Лучше моей Валентины нету женщины на свете.

— Оно так, да басню про седых бобров слыхал? Оно ж мы с тобой в этот самый опасный возраст теперь и вошли. Помнишь: «Седина в бороду — бес в ребро». А?

Посмеялись. За обедом Коваленко шутил, обещал, что при каждом приезде Аллы Николаевны турановский завод будет получать все ему положенное немедленно. Иван Викторович щурил глаза, спрашивал:

— Так, может, ты мне в честь нее еще полтыщи тонн подбросишь? Юрий Абрамович, загрузишь?

— О чем речь? Могу и пять тысяч увезти… Да я их по штучке на плечах переношу, Иван Викторович. Если б вы знали, как тяжело выслушивать в цехах каждый раз «Чем вы там занимаетесь, дармоеды!». Это о снабженцах так, Иван Викторович. А что мы можем сейчас, что можем? Вот уже и дожили, что наши функции взяли на себя директора заводов. Горько это очень, Иван Викторович.

— Верно говорит. — Коваленко согласно кивнул. — Пора бы наладить все в этой области. Поверишь, точно такая же история у меня с металлом. А вот твой опыт я на вооружение возьму, Иван Викторович. Но, если честно, можешь идти по складам, больше ты у меня ничего не сыщешь. А как с моряками быть — даже не знаю.

— Выкрутишься, — жестко сказал Туранов, — завод не стоит, не прибедняйся. Тебе эта тысяча тонн — как семечка.

Коваленко махнул рукой:

— Ладно. Так, может, заночуешь? В профилакторий наш свожу, в баньке попаримся, а?

— Нет. Я нынче же поездом. Заместителя по снабжению оставлю с машиной, пусть водитель отоспится. Отправят трубы, тогда уж домой. А у меня дела. Завтра в одиннадцать утра в обком. Так что с корабля на бал, как говорят.

— Ясно. — Коваленко поглядел в сторону южновских, столпившихся около Аллы Николаевны, задумчиво сказал. — Ох, как красота людей до себя тянет. А? Ты гляди, даже мой комиссар и то гоголем заходил. Чи старые мы с тобой, Иван, а? Может, не так живем? Может, нехай оно все синим пламенем, а?

— Чепуху городишь. Да тебе без этой жизни и дня не надо.

— То-то и оно. И про сладкую жизнь директорскую такие байки складывают, что иной раз матюкаться охота, когда послушаешь.

— Прав бы побольше.

— Да права дали в шестьдесят девятом, только потом разные ограничивающие постановления пошли. Уже через года три от тех прав и следа не осталось. У меня на счету полмиллиона валюты, а расходовать не могу ни полушки. А имел бы право хоть пять процентов от общей суммы, я бы сам и модернизацию провел, и оборудование закупил без того дяди из центра, который о моих нуждах аж ничего не знает.

— Ничего, потерпи, Дмитро, скоро что-то будет по части прав наших директорских. Я бы согласился за все срывы отвечать лично, не коллегиально, а лично, партбилетом своим, жизнью своей, но чтоб и право иметь не допускать этих самых срывов, чтоб не администратором быть при заводе, а руководить им. Нет, какое-то изменение будет. Что-то расширят нашему брату по части возможностей.