Вячеслав Ковалевский - Брат и сестра

— Бежим, давай догоним солнце!

— Давай бежим! — отозвалась Ирина, не сопротивляясь.

Она быстро все поняла — ей передалось настроение Зои. Они так и побежали, не разнимая рук, как бы помогая друг другу; бежали изо всех сил, словно оттого, что увидят ли они сегодня солнце еще раз или не увидят, зависело — взойдет ли снова солнце завтра или же сегодня оно погаснет для всего человечества на веки веков.

И они в самом деле его увидели, вырвавшись из-за деревьев на широкий простор, к берегу большого пруда. На солнце уже не больно было смотреть; оно как бы нарочно задержалось еще на одно мгновение, чтобы дать возможность двум девушкам, крепко державшим друг друга за руки, добиться того, что они задумали.

Взглянув на Зою, озаренную последним лучом, который она догнала, на ее сильно побледневший лоб и откинутые назад волосы, на сияющие от счастья глаза, Ирина сказала, порывисто дыша:

— Зойка, какая ты сейчас красивая! Вот такой тебе надо сфотографироваться!

Смущенно усмехнувшись, Зоя нагнулась и подняла с земли камень. Она тоже запыхалась; чтобы отдышаться, начала ходить туда-сюда, около самой кромки воды, перебрасывая камень из одной руки в другую.

— Ты думаешь, мне было легко бежать на высоких каблуках? — сказала Ирина, дыша уже ровнее.

Зоя все еще носила туфли на низком каблуке. Но как раз теперь, этой весной, у нее впервые появилось желание надеть туфли на высоком каблуке. Предполагалось, что после экзаменов у кого-нибудь из подруг, скорее всего на квартире Уткиной, будет устроен вечер с танцами. Обычно Зоя стеснялась танцевать, ей казалось, что у нее получается неуклюже. Но в этом году она решила, что обязательно пересилит смущение и заставит себя танцевать.

— Ирина, давай — кто добросит до острова! — предложила она, переложив камень в правую руку и уже примериваясь к его тяжести.

— Ой, Зойка, не надо — ты только все испортишь. Посмотри, как чудесно отражается весь остров: каждая веточка видна в воде, даже каждая почка. А вода какая розовая… не надо трогать.

— Не бойся, не разобью я твоего зеркала!

Зоя разбежалась и бросила. Камень глухо стукнул о мягкую землю острова.

— Ты бросаешь, как мальчишка, — сказала Ирина. — А у меня получается, как у всякой девчонки: рука махнет сверху вниз, и камень обязательно падает в двух шагах от меня.

Зоя сказала:

— Ты бросала бы не хуже меня, если бы потренировалась. Когда мы жили в Сибири у бабушки, у нас там была игра в «белую палочку» — надо бросать как можно дальше, чтоб труднее было ее найти. Мальчишки из моей партии не давали мне бросать. Это злило меня до слез. Я ходила потихоньку на огород и тренировалась. Если очень сильно захотеть, можно добиться чего угодно!

И Зоя запела:

Домой возвращались, уже когда появились первые звезды. Казалось бы, о чем же еще можно говорить? Однако и на обратном пути Ирина говорила почти без умолку. Но Зоя вставляла реплики все реже и реже, подолгу молчала. Чем ближе они подходили к дому, тем тревожнее становились ее мысли. Не проспит ли Петя Симонов, все ли он успеет приготовить с Ярославом? А Коркин? Может быть, он не простит классу обиды и не сочтет нужным выходить на работу в воскресенье?

Подруги простились у калитки около домика Ирины. Но едва Зоя отошла несколько шагов, Ирина догнала ее и сказала:

— Я тебя немного провожу. Я еще не спросила: ты бесповоротно решила идти в педагогический?

— Скорее всего в педагогический, — ответила Зоя.

У Зои было одно заветное желание, но она никому в нем не признавалась. В прошлом году, когда она училась в восьмом классе, Любовь Тимофеевна принесла ей билет на спектакль в детский театр. При входе в театр зрителям были розданы анкеты. Таким способом режиссер театра хотел узнать мнение зрителей о спектакле. Зоя не стала отвечать на анкетные вопросы, этот способ ее не удовлетворял и показался обидно шаблонным. Но, возвратившись домой, она села к столу и не легла спать, пока не исписала тетрадку всю целиком.

В детском театре Зоя почувствовала себя совершенно взрослой. Она без всякого труда, с полной откровенностью изложила на бумаге все, что думала о постановке.

Утром, по дороге в школу, Зоя опустила в почтовый ящик большой пакет. Через четыре дня неожиданно Зоя получила письмо из театра. Режиссер благодарил ее и уверял, что она несомненно обладает способностями, позволяющими ей в будущем стать критиком, если она, конечно, будет учиться и много работать над собой.

Этот случай произвел на Зою неизгладимое впечатление. Она понимала, что учиться где-нибудь специально, чтобы стать критиком, невозможно и, вероятно, даже бессмысленно. Надо сначала поступить в педагогический институт, чтобы изучить историю литературы и русский язык. Это необходимо каждому критику. А если критик из нее не получится, она сделается педагогом.

Еще в детстве Зоя любила играть в школу: она переодевалась, накрывалась маминой шляпой, цепляла на нос «очки», вырезанные из картона, и устраивала диктант для маленьких ребят из соседних домов. В шестом классе Зоя уже без всяких переодеваний, по-серьезному, занималась с несколькими ребятами из своего дома, кроме них приходил заниматься сын молочницы Вася. Пример Веры Сергеевны подогрел у Зои интерес к преподаванию. Она стыдливо боялась признаться самой себе, что была бы счастлива, если бы ее когда-нибудь так любили, как любят в школе Веру Сергеевну.

Но Ирине роль педагога казалась прозаической и обидно скучной. Педагог представлялся ей главным образом жертвой ребят. Ей жаль было Зою — она ее искренне любила.

— Брр!.. — поежилась Ирина, когда Зоя призналась, что пойдет в педагогический. — Зойка, ты еще передумаешь. Я не хочу, чтоб ты была учительницей, не хочу!

Но Зое об этом больше не хотелось говорить. Она позевывала от усталости. Становилось холодно по мере того, как светлая полоса, оставшаяся на горизонте после заката, постепенно передвигалась на север. От огородных канав, еще полных весенней воды, поднимался туман. Зою начинало знобить — она вышла на прогулку в легкой кофточке. Хотелось выпить горячего, сладкого чаю, — должно быть, мама и Шура давным-давно уже дома.

Прощаясь, Зоя спросила Ирину:

— А ты, конечно, будешь штурманом дальнего плавания?

— Да! — подхватила Ирина новую тему, не желая придавать никакого значения иронической нотке, явно звучавшей в голосе Зои. — Только не говори маме, — попросила она Зою, — а то она сойдет с ума. Недавно у нас как раз был спор об океане. Дядя утверждает, что научно доказано, будто волна не бывает выше пятнадцати метров, а папа уверяет, что на океанском пароходе меж двух волн такая амплитуда, как если бы ты стояла в Охотном ряду между домом Совнаркома и гостиницей «Москва». Правда, страшно, если такие волны? У нас с дядей заговор: он обещал через начальника главка устроить меня в одесское мореходное училище. Понимаешь, Зойка, оказывается, во всем Советском Союзе есть только одна женщина — штурман дальнего плавания. Здорово?!