Вячеслав Ковалевский - Брат и сестра

— Кто это? — спросила Ирина, делая едва заметное движение головой, чтобы обратить внимание Зои на старушку.

Когда Зоя посмотрела в ту сторону, старушка тотчас же приветливо закивала ей и неторопливо пошла дальше.

Лицо Зои сразу преобразилось: исчезло суровое, напряженное выражение, обычное для нее во время резкого спора, оно вдруг стало детским, ласковым. Зоя объяснила:

— Это одна из моих самых прилежных учениц. Я научила ее читать и писать, а раньше она не умела даже расписаться.

Подруги пошли дальше и больше не возобновляли разговора о Маяковском.

Неожиданно Ирина спросила:

— Зоя, а бывает тебе когда-нибудь без всякой причины грустно-грустно? Понимаешь… какая-то тоска. Или вдруг все люди покажутся хорошими, хорошими, и тебе всех хочется обнять и почему-то грустно-грустно!

Зоя молчала. Ирина продолжала добиваться ответа:

— Бывает ли когда-нибудь тебе тоскливо? Ну, понимаешь… сама не знаешь, чего хочется, чего-то боишься, как будто что-то тебя ждет, что-то должно случиться… Ну, одним словом, тоска! Бывает?

— Бывает!.. — сказала Зоя и опять замолчала.

— Ну?

Зоя не торопилась отвечать. Ирина взяла ее за руку и принялась ласково теребить, вытягивать из нее ответ.

— Ну?

— Понимаешь, Ирина, очень многое хочется знать… так много, что разум сам тебе подсказывает, что один человек не может всего этого объять… Хочется знать все, что известно современной астрономии о происхождении звезд… Хочется узнать историю музыки, как появилось первое созвучие и почему музыка, то есть колебание волны, вызывает у человека такое необычное состояние? Хочется прочесть всю художественную литературу, все самое лучшее, что создано в мире. Но это еще не все. Хочется подняться в стратосферу и опуститься на десять километров под воду, узнать — есть ли жизнь на дне Тихого океана; хочется участвовать в раскрытии тайн физики… что такое составные части атома и можно ли их в свою очередь расщепить или нельзя, потому что это уже только энергия, а если это энергия, то что такое энергия?

— Конечно, этого не может охватить один человек, да я совсем не об этом тебя спрашиваю, — сказала Ирина.

Зоя продолжала:

— А Язев говорит, что совсем необязательно охватывать звездные миры, не надо никаких галактик. Возьми просто квадратный метр земли у нас в школьном саду, и это уже может быть предметом изучения нескольких институтов и академий: тут тебе и химия, и микробиология, и ботаника, и кристаллография. И вот когда взвесишь свои силы, увидишь, как они ничтожны по сравнению с тем, что необходимо еще сделать людям, охватывает душу такая тоска, такая тоска!

— Но ведь я не о том спрашиваю! — повторила Ирина.

Зоя слоено не слушала ее.

— Но такое состояние бывает ненадолго. Потом вдруг наступает мгновение, точно у тебя вырастают крылья! Такая вдруг нахлынет волна восторга от одного только сознания, что я человек, что я родилась на земле не стручком гороховым и не одуванчиком, не орлом и пусть даже не львом в африканской пустыне, а просто обыкновенным человеком! А быть человеком, как ты знаешь, это звучит гордо! Ирина, у нас с тобой впереди огромная жизнь! Мы с тобой еще увидим столько прекрасного и так много можем сделать сами вот этими самыми руками!

Зоя остановилась и, внезапно схватив Ирину за руки, вихрем завертела ее вокруг себя. Та не сопротивлялась и, наоборот, согласуя свои движения с усилиями Зои, еще больше убыстрила круговое движение. Потом обе они внезапно остановились и, чтобы не упасть от сильного головокружения, прислонились спиной к стене дома, закрыли глаза, чтобы не видеть, как все вокруг них шатается и куда-то уплывает.

Находясь в состоянии какой-то необычной размягченности и опьяняющей слабости от головокружения, Ирина еще сильнее сжала руку Зои и спросила:

— Зоя, я давно хотела тебя спросить… Зоя, можно? Сегодня все можно, сегодня какой-то удивительный вечер. Понимаешь, два дня назад Виктор у меня спросил…

Говоря это, Ирина открыла глаза. Резкий свет вечернего солнца, отраженный в стеклах окон дома на противоположной стороне улицы, ослепил ее, и то, что казалось нетрудно сказать с закрытыми глазами, стало теперь невозможным. Ирина выдернула руку и, взяв Зою под локоть, потащила по тротуару, проговорив:

— Идем! Идем, что же мы остановились!

Но Зоя не любила, чтоб ее подталкивали; она переменила руку и сама взяла Ирину под локоть. Она молчала, но Ирине молчать долго было не под силу. Через минуту она уже говорила:

— Вчера мы получили письмо из Ленинграда. Моя двоюродная сестра вышла замуж. Ей восемнадцать лет!

— Глупо! — сказала Зоя.

— Ничего глупого не вижу.

— А я говорю — глупо!

— Ты можешь хоть десять раз повторить одно и то же — от этого ничего не изменится.

Зоя вспомнила ребенка Лины с его ручонками и задранными вверх ножками, представила его сейчас необыкновенно отчетливо, ощутила теплую живую тяжесть, когда прижимаешь его к себе покрепче. Она сказала:

— Глупо так рано выходить замуж! Чему же твоя двоюродная сестра может научить своего ребенка, если она как следует ничего еще в жизни не испытала?

Ирина перескочила уже на другую тему, сегодня ее мало что интересовало, кроме взаимоотношений с Виктором. Ирине хотелось говорить только об этом, но она боялась, догадываясь, что Зоя относится к Виктору с неприязнью.

И она, как бы ощупью, сама того не сознавая, бродила вокруг да около, говоря об отношениях между мальчиками и девочками, поэтому и сказала о замужестве двоюродной сестры, а теперь спросила Зою:

— С кем ты больше всех дружишь в классе?

Зоя ответила быстро, словно давно уже продумала этот вопрос:

— После того как меня выбрали групоргом класса, я стараюсь со всеми быть ровной, за исключением, конечно, таких персон, как Терпачев, Уткина и еще некоторых индивидуалов.

— Ровной, в смысле справедливой? — спросила Ирина. — Но все-таки ближе всех есть же кто-нибудь у тебя? А потом, не всегда же ты была групоргом?

Зоя немного задумалась и ответила:

— Ты же знаешь — ближе всех мне Лиза Пчельникова.

— Староста класса?

— Лиза — верный товарищ! Она глубоко все переживает, а главное, ей во всем можно верить, на нее можно спокойно положиться в любом деле. Но она замкнутая. Я хорошо понимаю, что это не плохая замкнутость, то есть не скрытность. Это, может быть, неуверенность в своих силах… Но полного равенства во взаимоотношениях у нас не получается, может быть, от ее замкнутости.

Ирина порывисто повернулась к Зое и, остановившись, спросила:

— Зойка, хочешь, я тебе скажу?.. — Но тут же оборвала себя: — Нет, не надо!..

— Нет уж, раз начала — говори!