Вячеслав Ковалевский - Брат и сестра

Какой-то странный день. Оттого, что Зоя уснула после обеда, все, что случилось до этого, казалось ей теперь очень далеким: и дрожащая челюсть скелета и соска на винной бутылке, точно все это произошло по крайней мере месяц назад.

Вспоминали с матерью лето в Сибири. Любовь Тимофеевна спросила: помнит ли Зоя, как одна ушла в лес, чтобы всем ребятам доказать, какая она храбрая, и вдруг там заблудилась? Зоя хорошо помнила этот случай. Тайга со всех сторон обступила ее таким множеством заманчивых загадок, что Зое даже некогда было почувствовать какое-либо подобие страха: не она отыскивала бабушкину деревню, а вся бабушкина родня разыскивала Зою — уж не задавил ли какой-нибудь лесной зверь, не свалилась ли в ловчую яму, не засосала ли ее бездонная трясина?

Ярче, чем что-нибудь другое, в памяти Зои сохранились голоса птиц. Ей тогда казалось, что все птицы о чем-то ее спрашивают. Теперь Зоя могла бы перечислить их всех и назвать, потому что давно уже изучила по чучелам в биологическом кабинете. А тогда, в тот далекий солнечный лесной день, неведомые существа задавали ей бесчисленные вопросы: спрашивала о чем-то переливчатым, витиеватым свистом желто-лимонная иволга на ветке березы; свистел, как милиционер, дятел-кардинал — сам густо-черный, а тюбетеечка красная; потом привязалась к Зое сорока и подняла такую панику своим стрекотом, что мгновенно созвала еще штук двадцать сорок! Куда бы Зоя ни сунулась — сороки за ней, не спускали с нее глаз. Благодаря этой взбудораженной стае Зою и разыскали сравнительно скоро.

Шура возвратился поздно — он вместе с Кутыриным занимался рисованием в студии. Когда он открыл дверь и увидел мать и Зою сидящими рядом на одной кровати, плечом к плечу, и по выражению лиц догадался, что беседа их была очень хорошей, ему захотелось поделиться с ними своей радостью: сегодня он очень удачно нарисовал углем голову Марка Аврелия. Но едва Шура подошел к столу и начал развязывать большую картонную папку, в которой принес рисунок, ему бросилась в глаза записка Зои по поводу трех ошибок в его переводе с русского на немецкий. Шутливая картинка (нарисованная, главное, им же самим), попав как концовка под записку теперь уже Зои, показалась Шуре нестерпимо ехидной. Он скомкал записку, скатал ее в шарик и хотел было швырнуть в Зою, но не посмел — ведь рядом с нею сидела на кровати мать. Сестра заметила его нетерпеливый жест и, поняв, что он сейчас испытывает, усмехнулась.

— Чего ты смеешься? — спросил Шура, сам уже улыбаясь. — Разве я не говорил тебе, что немецкий язык создан без учета моих способностей.

Любовь Тимофеевна попросила:

— Ты лучше покажи нам с Зоей, что ты сегодня делал в студии?

Шура вынул из папки рисунок и поднес его к лампе так, чтобы сестре и матери лучше было видно.

— Шурка, честное слово, здорово! — сказала Зоя.

Это была самая продолжительная из всех их прогулок: вышли, когда светило еще вечернее солнце, вернулись — при луне.

Никто им не мешал. О чем только они ни говорили, каких только вопросов ни касались! Несколько раз подруги ссорились. Но жажда делиться своими мыслями и переживаниями сегодня была так велика, так давно, им казалось, они не видели друг друга, что, даже поссорившись, они продолжали идти рядом и постепенно, само собою, совершалось примирение.

В начале прогулки Зоя все время заговаривала о том, что больше всего ее беспокоило: о завтрашней работе в саду, боялась, как бы не оскандалился класс. Одно только успокаивало: в саду вместе со всей школой будет Иван Алексеевич Язев.

Зоя, конечно, рассказала, как в биологическом кабинете Язев сделал из гордого артиста Виктора Терпачева жалкого мальчишку.

Вспомнив о Язеве, Зоя пожалела Ирину: ведь она даже представить себе не может, какое наслаждение учиться у Язева.

— Ира, — сказала Зоя, — переходи с будущего года к нам! Ты должна захватить у нас хотя бы десятый класс… Да нет, это уже невозможно… Я так люблю, так люблю свою школу! Наш Язев — удивительный человек! Никогда не забуду экскурсий с ним за город. Он научил меня понимать природу. До него я не могла отличить орешник от клена; все цветы у меня делились на беленькие, красненькие и синенькие, из названий я знала только ромашку да василек. В этом году, — продолжала Зоя, немного помолчав, — Язев обещает поехать с нами под Звенигород. В прошлом году он научил нас, как без компаса и карты, по одним только деревьям и муравьиным кучам, определить в лесу, где находится север, а где юг. А в этом году он, знаешь, какую предложил тему для экскурсии? «Как человеку не умереть с голода, если он заблудится в лесу?» Он покажет нам съедобные корни и растения и вообще все, чем можно прокормиться в лесу.

Ирина засмеялась:

— Где же здесь логика? Сначала учит, как не заблудиться, и тут же боится, как бы вы, пользуясь его способом, не заблудились и не умерли с голоду?!

— Ой, Ирина, у тебя примитивный ум, у тебя домашнее, комнатное представление о жизни. Вообрази себе научную экспедицию, у которой горным потоком во время грозы унесло все продовольствие, или представь себе вынужденную посадку самолета… Ирина не дала ей закончить:

— А ты знаешь, что я думаю о вашем Язеве, когда я вижу, как он копается у вас на грядках за железной оградой? Мне кажется, что это злой, горбатый карлик, посаженный в клетку, чтоб не кусался!

— Глупая ты, Ирка! Как тебе не стыдно! Это его жизнь — он все дни проводит в саду, пользуется малейшей возможностью. Первое деревце, которое два года назад появилось на нашем участке, посадил Язев. Наш директор — прекрасный хозяин, он все может раздобыть: лопаты, грабли; достанет все необходимое для посадки, получит удобрение, одним словом — хозяин. Но душа школьного сада — Иван Алексеевич. Он говорит, — продолжала Зоя, — что книгу природы надо читать только собственными глазами, под открытым небом, иначе ничего в ней не поймешь, и терпеть не может канцелярщины. Ты бы посмотрела, Ирина, какой он был, когда нянечка принесла ему в сад подписать протокол педагогического совета. Я первый раз в жизни видела его таким разъяренным. Он копался в земле на опытной грядке. Нянечка окликнула его — он не обратил никакого внимания. Тогда она стала ему объяснять, зачем пришла. Вдруг он как вскочит, как закричит: «Подите вы к черту со своими бумажками! Разве вы не видите, что я работаю?!» Нет, наш Иван Алексеевич — замечательный человек, — закончила Зоя. — Если мы выполним все, что он задумал, наш школьный сад будет самым лучшим в Москве.

— Зойка, последнее время ты стала много хвалиться, — сказала Ирина. — Единственно, чему я завидую, — это вашей Вере Сергеевне. У нас такая деревянная кукла преподает литературу: задает «от» и «до», на ее уроках от скуки мухи дохнут. Мне Виктор много рассказывал о вашей Вере Сергеевне, он живет с ней в одной квартире.