Тембот Керашев - Дорога к счастью

Опять раздались возгласы одобрения.

Мхамет, хорошо знавший все планы Доготлуко на этот день, с тревогой осматривался вокруг. «Вот сейчас начнется кутерьма!» — думал он в ожидании, что вражеский стан непременно использует это неслыханное нарушение обычая, — выдвижение младшей сестры на почетный танец в присутствии старшей.

Но никакой кутерьмы не поднялось. Мхамет лишь заметив, что некоторые из сторонников Бехуковых многозначительно переглянулись.

Нафисет вышла из девичьих рядов с лицом, пылающим столь же ярко, как и ее кумачевая косынка.

Только теперь она поняла скрытый смысл намеков Доготлуко, когда он говорил с ней вчера о первомайском празднике. Да и Халяхо, оказывается, не случайно с такой настойчивостью уговаривал ее прийти на джегу в красной косынке. Если бы она знала об их замысле, она, конечно, ни за что не пришла бы на джегу. Но теперь она оказалась неожиданно брошенной в водоворот джегу и должна быстро решить, к какому берегу плыть. Малодушно прибиться к старому, — позвать джегуако и с покорным смирением заявить, что, ввиду присутствия на джегу старшей сестры, она должна уклониться от чести, которой ее удостоили. Но нет, она этого сделать не может, потому что выбор уже давно сделан ею.

Борьба в душе Нафисет продолжалась лишь короткое мгновение. По тем взглядам, которые бросал в ее сторону Доготлуко, она понимала, какое огорчение причинит она ему и всем его сторонникам, если позорно отступит, и какое злорадное ликование вызовет в стане врагов. А потом, — что скажет Биболэт?

Она последовала смутному голосу сердца. Спящие силы ума, зревшего до сих пор под покровом грез и робкой покорности, помогли ей овладеть собой и решительно броситься в борьбу. Она выпрямилась и встала перед толпой, как знаменосец новой жизни.

Гармонист прошелся по ладам гармошки и наполнил площадь зажигающими звуками старинного танца «Каракамыль». Халяхо, с отвисшими голенищами сафьяновых стариковских ноговиц, вяло семеня ногами, повел за собой Нафисет. Он топтался на месте, словно никогда не умел танцевать.

Нафисет догадалась, что старик хочет как-нибудь отделаться от своей почетной обязанности. Желая раззадорить его и заставить показать себя, она начала кружиться вокруг него, все ускоряя темп танца. С нескрываемой, зазывающей улыбкой, с немой мольбой в глазах: «Ну, милый дедуся, ну же, раскачайся, я ведь знаю, как ты танцуешь!», — Нафисет, как игривая ласточка, чертила круги вокруг Халяхо. Тот улыбнулся, но не поддался уловке и все так же вяло семенил ногами.

Старики начали его подбадривать:

— Халяхо, Халяхо, девочка одолевает тебя! Если будешь так танцевать, мы не примем тебя в свою стариковскую среду!

Молодежь поощряла танцующих аплодисментами. Гармонист вышел на круг и начал безжалостно терзать гармонику. Нафисет, почувствовав поддержку присутствующих, прибавила жару. Халяхо заметно оживился. Ноги его начали выделывать неожиданные для его возраста выкрутасы, он как бы дразнил зрителей: если вы сумеете раззадорить меня, я могу показать вам еще кое-что поинтереснее!

Все объединились в восторженном порыве довести Халяхо до белого каления. Аплодисменты все усиливались, гармонист неистовствовал, джегуако метался по кругу и то и дело издавал боевой клич адыге:

— Уи-уи-уи-уиу! Мардж! [42] Мардж — призыв на подвиг.

Халяхо хитровато улыбался, но еще не показывал всей силы. Но когда комсомольцы, заглушая шум толпы, начали палить в небо из револьверов, Халяхо корявым волчком понесся по кругу, выписывая ногами невероятные фигуры.

Исступленный восторг охватил всех присутствующих. Задние ряды напирали на передние, круг джегу стал тесным. Молодые, не отдавая себе отчета в том, что они делают, напирали на стариков. Те не замечали этого неуважения к старости. Казалось, само время остановилось — все мысли и все глаза были прикованы к фигуре Халяхо, который, как неуклюжий мохнатый медвежонок, неистово выплясывал в сизом пороховом дыму.

В момент наивысшего подъема, когда Халяхо и Нафисет сблизились в танце, джегуако вдруг остановил гармониста, стремглав подбежал к танцующим и, взяв их за руки, вывел на середину круга.

Зрители наконец опомнились. Напор разрядился, и люди, точно после игры в сафьян, стали оправлять на себе одежду. Всюду слышался смех и говор:

— Вот тебе и старик!

— Хоть и старик, а не пытайся состязаться с ним в танце!

— Да и девушка хитро станцевала, сумела все-таки раззадорить старика!

— На самом деле, какая чудесная девушка — эта младшая дочь Устаноковых!

Джегуако, не выпуская рук старика и девушки, обратился к присутствующим:

— Уи-уи-уиу, благословенный аул! Два ваших избранника на этом джегу стали пленниками джегуако.

— Кому дороги пленники наши, пусть не прячутся по закоулкам, руку правую пусть щедро протянут, не скупясь, дадут выкуп за пленников дорогих. Содержимое кармана дорого лишь для такого дня, как этот, — сегодня наш общий великий день, солнце свободы ярко нам светит, цена счастья, обретенного нами, сравниться может лишь с ценою жизни. В странах потусторонних, где баи еще тиранят народ, томятся в тюрьмах темных заступники народа. Добро, что полой водой потечет сегодня из щедрых рук аула в выкуп за наших пленников, мы намерены протянуть рукой братской тем узникам славным. Стариков и молодых, девиц и старух призываем в этом деле праведном всем сердцем участие принять!

Над джегу установилась торжественная тишина. Адыге привыкли к бедствиям и из тяжелой истории своего прошлого вынесли крепкий инстинкт взаимопомощи в беде. Слова джегуако как нельзя лучше увязали борьбу мирового пролетариата с их понятиями о тяжести борьбы с угнетателями. Они теперь не только понимали, но и ярко представляли себе, как там нуждаются в их помощи.

И вдруг враждебный голос нарушил торжественное безмолвие джегу.

— Что это вы над аулом вздумали насмехаться? Ну, старик — ладно, но неужто кроме девчонки, старшая сестра которой присутствует здесь, не найти в ауле достойных девиц? — прогорланил Хаджирет Шумытль.

Из небольшой компании, группировавшейся возле Хаджирета, послышались выкрики:

— Комсомольцы и джегуако сговорились и джегу превращают в балаган!

Комсомольцы начали отвечать на эти выкрики. Над джегу поднялся такой шум, что трудно уже было разобрать отдельные слова.

Мхамет стоял, стискивая рукоять кинжала, готовый ринуться туда, где его друзьям будет угрожать опасность.

Неподалеку от него спорили двое:

— Прошли те времена, когда вы могли покупать для своих девиц первенство на джегу!

— Нет, аул не допустит надругательства на собой!

— Кто это аул? Не вы ли? Сколько вас всего дворов?