Феликс Овчаренко - Море штормит

— В мозолях и порохе…

Так запал Тамаре в память этот разговор, что, размышляя потом над каждым словом Сергея, она вроде бы даже слышала его голос, приглушенный, задумчивый, добрый. Зато никак не могла припомнить, где же они попрощались и как она добралась до клуба. А вот разговор с Юркой, поджидавшим ее у барака, тоже запомнился надолго. Может, потому, что он был коротким.

— Где пропадала?

— Отсюда не видно.

— Определенно, — буркнул Юрка, — иначе бы я тебя разыскал. Весь поселок обшарил.

— Покажи-ка мне лучше руки, борода.

— Извольте, мисс Карганач.

— Не то.

— Что не то? Ты же не глянула даже!

— Не в порохе руки-то у тебя…

— Брось чудить, — вспыхнул Полуэктов. — Взрывником мне, что ли, сделаться, чтобы тебе угодить?

— Зачем взрывником? Настоящий парень — тоже звучит что надо.

Полуэктов недоуменно повел плечами.

На перрон станции Железногорск вышел из поезда высокий, плечистый человек в черной куртке нараспашку, с небольшим чемоданчиком в руке. Прихрамывая, досадливо морщась на каждом шагу, он медленно направился к вокзалу.

Это был Нарожный. С тех пор, как его видели в Андреевске, он сильно сдал, похудел. Глубже ушли под брови утомленные глаза, обозначились туго обтянутые кожей скулы.

Дежурный по станции, расторопный, словоохотливый старик, у которого Нарожный спросил, как добраться до стройки, участливо поинтересовался:

— Может, нездоровится с дороги-то? — И тут же предложил: — Передохнули бы лучше до утра. С погодой-то, вишь, какая история.

И в самом деле, все предвещало ненастье. Низко отпустилось над землей затянутое рваными тучами небо. Вихревой ветер кружил с посвистом пыль. В воздухе сгущалась духота.

— Ничего, не в открытом ведь море.

— На флоте, видать, служили? Балтиец?

— Черноморец.

— А у нас тут тихоокеанцы в большинстве.

— Вот их-то мне и надо, — улыбнулся Нарожный. — Бойко такого, случаем, не знаете?

— Это почему же не знаю! — обиделся старик. — Моряцкая бригада. И катер у них, как положено, есть. Где работают, там и стоит. Такой закон заведен.

— И где же теперь причал?

— Аккурат у главного корпуса. Деньки нынче натужные. Каждой минуте счет. Вот и ночует вся бригада на корпусах. Сколотили времянку, в ней и живут. И стройка под боком, и море под рукой. — Дежурный сощурился и снова предложил: — Переждали бы непогодь, а?

— Да нет уж. Я перво-наперво к морякам.

— Неужто дело такое срочное?

— Дальше некуда.

— Я ведь это к чему говорю? — усмехнулся железнодорожник. — Тут один ветрогон давеча подкатил. На самосвале. Раскудахтался. Срочный, вишь, у него рейс. К складу Взрывпрома. Какую-то химию противопожарную везет. Пропускайте его вне очереди. А небо чуток захмурилось — вмиг красавец переменился. Самосвал — под навес, сам — в дежурку бегом. «Козла» теперь забивает. Морского! А променаду прочим, тоже из ваших, В полоску на нем… тельняшечка…

— Добро, пошли в дежурку.

В маленькой прокуренной комнатушке собралось уже не менее десяти человек. За столом хитроглазый, ладно скроенный парень энергично перемешивал костяшки домино. Изрядно вспотев, он уже сбросил ковбойку и теперь сидел в одной тельняшке, под которой так и ходили упругие мышцы.

Чувствовалось по всему, что парень этот — хозяин положения и затейливое его балагурство положительно нравится компании.

— Кто здесь шофер? — громко спросил Нарожный.

Игроки притихли. Стало слышно, как за окном беснуется ветер.

— Ну, предположим, я, — нехотя ответил парень в тельняшке. — А дальше что?

— С каким грузом?

— Огнетушители системы «Опрыскиватель». Мечта лесника. Последнее слово химии…

— Перестаньте кривляться! — осадил его Нарожный. — Где должен быть моряк, если начинается шторм?

— Позвольте, — поднялся водитель, — вы что же, автоинспекция? Или, может быть, контр-адмирал в отставке?

Стараясь как можно легче ступать на разболевшуюся ногу, Нарожный приблизился к столу. И все, кто был в дежурке, почувствовали, какого огромного напряжения стоили ему эти несколько шагов.

— Когда мы шли под Петровском в атаку, — глядя в глаза шоферу, с расстановкой произнес Нарожный, — я был лейтенантом, гвардии лейтенантом…

— Под Петровском? Это где десант… В газете писали… — Лицо у водителя преобразилось, огнисто полыхнули по-восточному удлиненные глаза. — У-у, сила! С такими бы вместе…

— Так ты ж из обоза! — холодно отрубил Нарожный.

— Из какого обоза?

— А, по-твоему, отсиживаться в бурю, когда тебя ждут на стройке…

— Довольно! — грохнул ладонью по столу шофер. На пол полетели костяшки. — Все понятно, товарищ лейтенант… — И торопливо начал надевать ковбойку.

Лишь сейчас, сидя в кабине несущегося в ночь самосвала, Григорий почувствовал, как на него всей своей непомерной тяжестью навалилась небывалая усталость. Да только не о том тревога. Зубы сжимать привык. Сердце сдает — вот уж тут не попишешь. Должно быть, не зря журили врачи. Профессор, колючий такой старикашка, даже руки не подал на прощание. «Вы, почтеннейший, медицину не уважаете. Так вам никакие лекарства не помогут». Дорогой профессор, наука, она, конечно, права. Да ведь по-разному устроены люди. Вон в Слюдянке, где след оборвался, совсем уж думал — каюк мотору. Задыхался вконец. А отыскалась в Иркутске родня Ивана Кривцова — и будто новый заряд в груди!

Трудно, конечно, профессор. Трудно. Ну а «бате», Алешке Горскому, Мухтару Алиеву — им на причалах было легко?..

— Чудной вы, как погляжу, — не выдержал водитель. — Буря уже вовсю. А вы хоть бы слово.

— Разве еще далеко?

— Далеко-то оно, может, и не далеко, да только в такую погоду… Места здесь особенные.

— Чем же они особенные?

— Ветры случаются лесоломные. Налетают из-за горы, и начинается светопреставление. Метет, как в пустыне. Только треск стоит. Бурелому тут видимо-невидимо. Старики говорят, будто это земля человеку отпор дает. Чтоб не тревожил он железные клады.

Водитель вдруг резко повернул баранку, отчаянно нажал на тормоз. Машину занесло, развернуло. Лязгнули цепи. Что-то сломав на пути, самосвал еще немного продвинулся боком и наконец встал поперек дороги.

— Ну, началось! — Шофер с трудом распахнул дверцу и, прикрывая глаза ладонью, прыгнул в темноту.

В кабину ворвался ветер. В лицо хлестнула перемешанная с хвоей пыль. На зубах заскрипел песок.

Пересилив боль, Нарожный последовал за шофером.

Им загородила дорогу рухнувшая сосна. Над землею торчали ее могучие иглистые ветви. Яростно их раскачивал ветер. А вокруг разноголосо и протяжно стонала тайга.

— К складу прямиком не прорваться! — наклонился к Нарожному водитель. — Надо пробиваться с фланга.