Георгий Марягин - Стратег и зодчий

Пробежал разносчик газет, выкрикивая:

— Свежий номер «Известий»! У буржуев национализировали фабрики и заводы!

Петерсон купил газету, на ходу начал просматривать.

— Замечательно! — восторженно глядя на Данишевского, сказал он. — Декрет Совнаркома о национализации! Не захотели господа предприниматели участвовать в управлении, пусть слезают с печки.

Возле Страстного монастыря вооруженные красноармейцы, окружив группу подозрительных людей, проверяли документы.

— У всех проверяют? — полюбопытствовал Данишевский.

— Это «патруль. Город с конца мая на военном положении. Настоял Ленин.

— Были попытки вооруженных выступлений?

— Пока нет… Но столько скрытых врагов! Монархисты, анархисты, эсеры… Меньшевики забастовку готовили. Мне комендант Кремля Мальков рассказывал, он на днях «меньшевистский съезд» арестовывал. Собрались на Арбате, обсуждали, как совместно с белогвардейцами действовать… Как ты думаешь, о чем с тобой Ленин завтра будет говорить?

— В ЦК даже не намекнули.

— Каждую неделю я докладываю ему о боевой подготовке дивизии, о настроении солдат, о том, чем они интересуются. Ленин в Кремле нередко заходит побеседовать к солдатам, расспросить, как живут их родные, есть ли с ними связь. Попрошу его направить тебя политработником к нам.

Данишевский в Кремле был впервые после Октября. На его площадях, как на плацу военной школы, занимались строевой подготовкой красноармейцы.

Часовой у входа в здание Кавалерского корпуса придирчиво проверил пропуск.

В приемной Председателя Совнаркома молодой человек, посмотрев на пропуск Данишевского, пригласил пройти прямо в кабинет.

Данишевский раскрыл дверь. Ленин поднялся, вышел из-за стола навстречу ему, крепко стиснул руку:

— Герман, как вы помолодели за эти десять лет! Сколько мы не встречались? С Лондонского съезда?

— Вы тоже отлично выглядите, Владимир Ильич. Какая у вас память! До сих пор не забыли мою партийную кличку.

— Это мне Надежда Константиновна напомнила, когда речь о вас зашла. Она ведь порой сама клички придумывала. Рассказывайте подробно, что творится в Латвии, в стране молока и меда.

— Немецкое командование пока еще имеет власть над армией, — начал Данишевский.

— А солдаты как настроены? Солдаты — это главное.

— Часть солдат поддерживает командование. Не исключена возможность наступления немцев на Москву.

— А наши товарищи ведут работу среди немецких солдат? Где есть организации? Сколько? — Ленин поднялся, стал быстро ходить по комнате.

— Организации небольшие, но работают активно.

— Скажите, — подойдя к столу и сделав отметку в блокноте, спросил Ленин, — как латыши считают — сколько еще продержатся немцы?

— С полгода, не больше. Наши крестьяне говорят: раз у солдата в котелке каши нет, у него в голове каша. Армию кормить у них нечем. Скоро, мол, империя начнет расползаться.

— Отличный афоризм. Нет каши в котелке — каша в голове… — задумчиво повторил Ленин. — Да… У народа великолепное чутье. Он чувствует, какой ветер дует из Германии. Кайзеровская Германия накануне развала. Подходят сроки.

— Значит, мне нужно быть сейчас в Латвии, готовить крепкое колено, чтобы ударить немцам в надлежащее место?

— Крепкое колено не помешает, но сейчас главное — Восточный фронт. — Ленин подошел к этажерке, взял оперативную карту. Неожиданно спросил: — Скажите, как вы относитесь к единоначалию в армии?

— Без единоначалия армия становится ватагой, перестает существовать. А сегодня не времена Степана Разина.

— Значит, вы сторонник единоначалия и контроля? Это превосходно!.. Попросили мы вас приехать потому, что вам необходимо выступить на Пятом съезде Советов. Левые эсеры да и некоторые «левые коммунисты» настроены на авантюру. Тенденции их очевидны. Они хотят вовлечь Советскую Россию в войну с германским империализмом. Мы ждем, что вы поможете эту авантюру разоблачить. Начать войну — значит погубить Советскую власть. До вас доходили вести о наших последних пленумах? Возьмите протоколы, почитайте. Мы сломали старую государственную машину, но без новой нам не обойтись. А разные «левые» не понимают того, что создать революционное государство без дисциплины, без наследования лучшего из буржуазной культуры нельзя. Они напоминают детей, которые любят ломать, но еще не научились строить. Мы вводим единоначалие в армии и в промышленности. Нужно работать, а не митинговать. Расскажите делегатам, что происходит в Латвии, как чувствуют себя немецкие завоеватели. Я не сомневаюсь — левые эсеры на съезде потребуют разорвать отношения с Германией, начать войну, их поддержат «левые коммунисты». Дайте им отпор.

— Владимир Ильич, объясните, пожалуйста, почему «левым коммунистам» прощают их дела? Сколько у них ошибок было!

— Мы кондуитов не ведем, предоставляем возможность товарищам осознать ошибки, взяться за работу. Чем скорее они это сделают, тем лучше для них. Я как-то беседовал с одним путиловским рабочим, — Ленин подошел к Данишевскому, положил ему на плечо руку, — он убеждал меня, что настоящего коммуниста редко можно встретить. В каждом человеке, мол, чужие занозы. Я спрашиваю, как это понять. А вот как: дадут мне партийное приказание, а я против него — это, значит, во мне анархист проснулся; скажут мне — соглашайся на любые уступки с капиталистом, — если соглашусь, во мне еще меньшевик живет. Есть в партии люди, которые не выдавили из себя мелкобуржуазной гнили. Таким нужно лечиться, мы будем помогать. Будем требовать от каждого коммуниста сознательности в исполнении дела, дисциплины, укрепления единоначалия, жестокой борьбы с мелкобуржуазным анархизмом. Нам навязали войну, а на войне как на войне. Мы теперь партия воюющая…

Второе заседание Пятого Всероссийского съезда Советов закрылось под вечер 5 июля. Ленин вышел из театра вместе со Свердловым.

Июль плавил Москву. Ветер мел по улицам обрывки газет, шелуху семечек, сухую известь со стен. В пыльном сквере перед Большим театром толпились рабочие, солдаты, доносилась отрывистая речь, порою крепкие слова.

— Любопытно, о чем говорят люди? — Ленин кивнул Свердлову, приглашая подойти к одной из групп спорящих.

— Тут выход один способный — со всем миром не рвать, а герману войну объявить. Станет Россия богатющей державой, — неторопливо говорил кто-то скрипучим голосом, — половина Германии к нам отойдет, а так немцев приходится кормить.

— А ты воевал, дядя?

— Откуда такой воитель выискался?

— Ишь, сразу пол-Германии отхапал! — раздались иронические голоса.

— Оттель, откуда Россия хлеб берет, — невозмутимо продолжал говоривший.

— Что же в Москве оказался? Время-то страдное.