Пётр Лебеденко - Черные листья

Правда, в том решении, которое Коробов принял за основу, тоже есть уязвимые места, и конструктор их ясно видит, но еще не знает, каким путем идти, чтобы найти выход из создавшегося тупика. А батеевцы этот выход нашли, и если бы их схему соединить со схемой Коробова, уязвимых мест не осталось бы ни у них, ни у него.

В первое мгновение такая мысль у Коробова и возникла предложить Батееву сотрудничество, объединить свои и его силы и таким образом без помех и проволочек довести дело до конца. Это будет честный ход, никто Коробова ни в чем не упрекнет, никто не заподозрит, будто он примазался в соавторы. И, главным образом, не заподозрит в этом Коробова и сам Батеев: он сразу увидит, что Коробов много и плодотворно работал и что его схема не только дополняет схему Батеева, но и устраняет в ней те пробелы, которые Батеев или не замечает, или тоже не знает, как их устранить.

Однако, поразмыслив, Коробов вынужден был от этой мысли отказаться. Во-первых, решил он, вряд ли Батеев пойдет на подобное сотрудничество: он первым дал заявку и, следовательно, приоритет принадлежит ему. Кроме того, у Батеева, как Коробову хорошо известно, довольно сильный коллектив, и можно не сомневаться, что рано или поздно Батеев со своими конструкторами доведет дело до конца. Опыт подсказывал Коробову, что для этого много времени не потребуется.

Во-вторых, не так-то просто было отказаться от надежды по-настоящему о себе заявить и поставить свое имя в ряд тех, кто уже давно взобрался на Олимп. В последнем решении ЦК партии остро ставился вопрос о техническом перевооружении угольной промышленности, и Коробов отлично понимал: именно сейчас настало время выйти из тени, в которой он пребывал.

Он немало лет проработал в угольной промышленности, и хотя многие считали его талантливым инженером, добиться значительных успехов не смог. То ли в нем не было настоящего огня изобретателя, то ли по какой другой причине, но все как-то так получалось, что ему ни разу не удалось заставить заговорить о себе, пусть бы даже в близких кругах. И когда заводы Углемаша, на одном из которых работал Коробов, передавались в Министерство тяжелого машиностроения, он воспрянул духом: там — масштабы, там — широта, там он обязательно развернется и обязательно себя покажет.

Но время шло, а успех не приходил. И он даже сам не заметил, как стал завистливым, озлобленным человеком, готовым на все, лишь бы не сойти со сцены…

И вот эта батеевская «УСТ-55». Может быть, теперь-то Коробову и повезет? Не воспользоваться возможностью сразу шагнуть далеко вперед было бы, думал Коробов, преступлением перед самим собою.

И он принял определенное решение: сделать все от него зависящее, чтобы убедить Бродова — «УСТ-55» если и не мертворожденное дитя, то, по крайней мере, настолько слабое и недоразвитое, что ходить оно начнет очень и очень не скоро. Напирая на те самые уязвимые места в схеме, которые вызывали сомнения и у Бродова, Коробов говорил:

— Вот уж истинная народная мудрость: «Поспешишь — людей насмешишь». Не могу поверить, что Батеев сам не видит своих просчетов. Наверняка решил воспользоваться конъюнктурой — я говорю о постановлении ЦК — и подсунуть тебе свой черновик. А добела, мол, доведут другие, никто, дескать, в такое время не позволит тянуть волынку.

— Значит, ты считаешь, — спросил Бродов, — что это только черновик? Или вообще батеевская идея неприемлема?

— Нет, почему же! Сама идея очень интересна и по-своему оригинальна. Но ты же сам видишь: до воплощения этой идеи в металл еще страшно далеко. — Коробов засмеялся. — Скажи, Арсений, для чего ты меня позвал? Проверить мою эрудицию? Или действительно сомневался и решил посоветоваться?

— Честно — хотел проверить себя. Знаешь, сейчас в таких вопросах ошибаться нельзя — голову отвернут, как курчонку… Может, снова вызвать Батеева, а? Напишем пространное заключение, пускай человек поработает. У него, между нами, весьма светлая голова, он своего добьется. Решено?

Коробов долго не отвечал. Думал. Сказать Бродову прямо и честно? Принести и показать ему свою работу? Убедить, что его, Коробова, идея ближе к реальности и надо ставить на нее? В конце концов Бродов ничего не теряет: и тут не все готово, и там. И тут и там предстоит работа. Бродов, можно надеяться, не увидит, что Батеев продвинулся значительно дальше, чем Коробов, вот этим и воспользоваться. А в том, что он, Коробов, возьмет из идеи Батеева какое-то зерно, греха не будет. Зерно — это только зерно и ничуть не больше. Государство же все равно выиграет — машину Коробов создаст отменную.

Бродов долго не упирался. Человеком он был добрым, мягким, покладистым. Кто же еще друзьям пойдет навстречу, как не друзья? Да и недаром же умные люди на Востоке придумали пословицу: «Если ты однажды подставишь другу плечо, он обязан дважды подставить тебе свою шею…»

Министр говорил:

— В восточной части Донецкого бассейна — да и не только там! — незначительная мощность угольных пластов требует быстрейшего перехода к узкозахватной технике и особенно к комплексным струговым установкам. Это должно быть ясно каждому инженеру, каждому конструктору и каждому нашему ученому.

Должно быть ясно! — Министр сделал ударение на слове «должно» и несколько секунд помолчал, почему-то глядя на Бродова. — Но, к сожалению, не все это понимают. Иначе откуда такая, мягко выражаясь, пассивность, откуда такая инертность? За последнее время мы почти не создали ни одной толковой струговой установки для тонких пластов, и я не чувствую, чтобы некоторые товарищи, которым надлежит этим делом заниматься, были очень озабочены… Или я ошибаюсь? Может быть, я не до конца в курсе того, что делается в этом направлении?

Он опять взглянул на Бродова, и тот невольно втянул голову в плечи, точно ожидая удара. И подумал: «Почему он смотрит именно на меня? Или ему стало известно о батеевской установке? Если это так, то моя песенка спета…»

Дело в том, что Коробов, убедив Бродова не торопиться с выводами по решению вопроса о струговом комплексе Батеева, сам до сих пор не продвинулся вперед ни на шаг. Позаимствовав кое-что из батеевской идеи, он не смог сочетать этого со своей собственной — слишком разными оказались замыслы, слишком несовместимыми были изначальные варианты схем механизмов. В конце концов Коробов должен был признаться самому себе, что задача, которую он хотел решить легко и быстро, не решалась вообще. Коробов стал перед альтернативой: или совсем отказаться от сочетания двух схем и создавать установку по схеме Батеева, кое-как завуалировав плагиат, или продолжать работать по своему первоначальному замыслу. Плагиата Коробов боялся пуще огня, прекрасно понимая, что будет разоблачен, поэтому решил работать по собственному варианту. Бродова он попросил не торопить его, заверив, что дело у него идет к концу. А конца этого он не видел и сам, хотя и надеялся: придет время и его осенит. Разве так не бывает?..