Лев Лондон - Снег в июле

Я работал мастером. Очевидно, мои познания в организации строительства тоже были на уровне «коз», потому что каменщики часто простаивали.

«Раствор!» — кричал каменщик с одного угла здания. Туда я направлял рабочих с носилками… «Раствор!» — кричал другой каменщик, с другого конца здания. Туда я бросался сам.

Приходил домой, валился на койку, сразу засыпал. «Раствор!» — всю ночь слышалось мне.

Пожалуйста, только не думайте, что я случайно попал на никудышную стройку. Нет, организация строительства в те годы была такой повсеместно. Мы умели рассчитывать самые сложные конструкции, длинные формулы так здорово ложились на бумагу; умели вычертить любое сооружение: из кирпича, металла, из столь модного тогда монолитного железобетона. Строить мы не умели.

Приходил прораб, высокий, с рябым лицом, очень спокойный. Почему-то при нем не кричали о растворе, стены медленно, не неуклонно росли. Он скупо говорил мне: «Снимите двух козоносов и поставьте на раствор». Через полчаса уезжал. Я так и делал. Но все равно в его отсутствие, как перекличка, слышалось: «Раствор!»

Осенью, снова встретившись в институте, мы, «конструкторы», пришли к студентам-«производственникам». «Вот что, ребята, — невинно советовали мы. — Вы уж поднажмите на сопромат, да и на высшую математику. Без этого управлять «козоносами» просто невозможно…»

«Производственники» удрученно молчали.

Была и вторая стройка, через год. На ней я уже не увидел «козоносов». Применялась примитивная механизация — кран-укосина, подобие подъемного крана. На деревянный столб, прикрепленный к зданию, была надета консоль. К укосине от растворомешалки и склада кирпича ходили две вагонетки. Они доставляли кирпич и раствор. Моторист с помощью лебедки и этой самой укосины поднимал материалы наверх.

Правда, носилки были. Между прочим, носилки, изобретение времен первобытного общества, используются на стройках и сейчас, в век научно-технической революции.

Я опять работал мастером. Несмотря на приспособления, на стройке всегда чего-то не хватало. Все так же слышался постылый крик: «Раствор!»

Как-то на стройку приехал главный инженер. Я впервые видел живого «главного над всеми инженерами» и очень разочаровался. Казалось, он должен быть человеком особым. Каким? Ну, если записать формулой, то примерно так: «Мысль плюс властность». А приехал небольшого роста круглый человечек, неряшливо одетый. Бегал по площадке и визгливо кричал. Совсем он не был похож на Мака Аллана.

К моему удивлению, рабочие встречали его весело и приветливо, не обращая внимания на крик. Досталось и мне за задержку с подачей проклятого раствора. С чувством превосходства будущего конструктора над этим крикуном от производства я сказал, что «схему организации строительного процесса возведения объекта застал уже запроектированной».

Он с любопытством посмотрел на меня, спросил, почему я так высокопарно выражаюсь. Предложил подсчитать, сколько нужно вагонеток, чтобы обеспечить каменщиков раствором, и справится ли укосина с подъемом. Я солидно возразил, что подсчет этот элементарен. «Именно, именно — элементарен», — он почему-то рассмеялся, просил вечером заехать к нему с подсчетом. Тут же умчался, из манжет на его брюках сыпался песок.

На следующее утро завезли узкоколейные рельсы, стрелочный перевод. Мы смонтировали еще одну нитку пути и пустили третью вагонетку. Больше криков о растворе не было.

Конечно, сейчас, с высот научно-технической революции, все это кажется наивным. Но тогда, глядя на вагонетки, бодро бегающие по рельсам, я вдруг понял, что творить может не только конструктор, но и простой мастер на стройке.

Как хорошо было бы тут написать: «Случай на второй стройке так на меня повлиял, что я решил стать производственником». Но не хочу грешить против истины — после окончания института я пошел в проектную мастерскую. Привычные представления не так легко сломать.

Тихо-тихо плелся в мастерской день. Не так уж часто приходилось считать новые конструкции, чаще всего я подыскивал по каталогам типовые детали. Интересно, что чем больше я их применял, тем выше считалось качество проекта.

Стол, рейсшина, доска с наколотым ватманом. Впереди, сбоку, сзади — тоже столы. Над ними согнулись головы. Только иногда вдруг взрывался день — приезжали со стройки обожженные солнцем и морозами прорабы. Уезжали, и снова медленно тянулось время.

Много позже, в повести, я рассказал о работе в проектном институте. Хочется сразу оговориться: я не принижаю значения работы проектировщиков, только отстаиваю право инженеров-производственников на творчество.

…После войны, когда, казалось, сами города, улицы, разрушенные дома приказывали: «Восстановите!» — я, еще в шинели, пошел на стройку. Вскоре стал главным инженером строительного управления.

«Управление» — звучит вроде солидно, но это всего-навсего триста рабочих да два десятка служащих. Каждый из них выполняет по нескольку обязанностей. Главному инженеру тоже приходилось быть и завпроизводством, и диспетчером, и трудовиком…

Я приезжал в маленькую комнатушку, торжественно именуемую «кабинетом»… День обычно начинался с неприятностей. Звонили — на одной стройке остановился башенный кран. По другому телефону начинался извечный разговор о нехватке раствора. (Обязательно напишу когда-нибудь новеллу или, быть может, даже поэму о растворе. Тут только коротко скажу, что строительный раствор — смесь из песка, цемента и воды — нельзя заготовить впрок, каждый час он должен поступать свежий.) Третий прораб сообщал, что на его стройку приезжал стройконтролер, корпус принимать отказался, а дорожники, не закончив работу, посадили каток на трайлер и уехали. Потом являлся снабженец. Такое впечатление, что он стоял в коридоре и только ждал момента, чтобы нанести решающий удар. Снабженец заявлял, что вовремя не разгрузили перегородки, других мы уже не получим до окончания нашей эры. Он требует по меньшей мере четвертовать прораба.

Так начинался мой день, так и заканчивался, сшитый, как лоскутное одеяло, из больших и малых лоскутов — неприятностей, неожиданностей. Ах боже мой, забыл еще телефонный звонок от начальства, которое изо всех сил стремилось доказать, что четвертовать нужно не только прораба, но и меня. Забыл рассказать и об авариях, о перерасходе заработной платы, которые вечно грозят главному инженеру.

Стиль работы! Сколько помню себя на стройке, все думаю о нем. Одни говорят — внимание к мелочам, из них составляется главное. Другие утверждают — не распыляйтесь на мелочи, решайте только узловые вопросы. А у меня? Какой там стиль! Плыви в бурном потоке, только бы не утонуть. Надежда лишь на будущее. Казалось, месяц, квартал — огромное время, а уж о годе и говорить нечего! Но и месяц, и квартал, и год пролетали быстро и незаметно.