Александр Патреев - Инженеры

— Ничего, пройдет, — с беспокойством глядела на нее Настя. — У Степаниды ромашка есть, я сейчас принесу…

Она убежала в крайнюю к лесу палатку и скоро вернулась с сумочкой.

— Вот и здоровья тебе принесла… Заварю кипятком и выпей — все как рукой снимет.

К общему удивлению, Катя запросила денег.

— На что вам? — спросила Мария, не спуская с нее настороженного и недоверчивого взгляда.

— Я отдам… надо мне… пятнадцать рублей…

— Не в город ли хочешь?

— Да, ко врачу… частному… а здесь лекаря-то плохие.

В это верилось, но денег от получки осталось в обрез: кое-что понадобилось купить каждой, а следующая будет только через неделю. Все же сложились по трешнице, потому что просила на нужду, из которой надо было выручить, и Настя, передавая деньги ей в руки, наставительно сказала:

— На, лечись на добро здоровье. Почти последние отдаем. — И сердитая зоркость засквозила в ее лице. — Только смотри у меня!.. с ребенком чего не наделай. Тогда и не приходи.

— Чего учишь… и сама знаю.

— Знай-то знай, да с подругами так не живут… больно скрытная ты. Когда вернешься?

— Приду… поскорости, — неопределенно ответила Катька, явно тяготясь расспросами.

— Подождала бы тетю Варю.

— Ну да подожду… не украдкой ведь, а по совету.

Девицы ушли, а вскоре после них Катька услала пожилую работницу за лекарством в Ключиху и, оставшись одна, села за стол.

Есть не хотелось, но она жевала долго — про запас, одобряя черный хлеб свой чужим сахаром. Потом, наевшись до одышки, надела на себя все, что имела, чтобы не нести большой узел, и пошла той окольной проселочной дорогой, где не могла встретиться ей Варвара.

Пройдя версты три, увидела встречную грузовую машину, одиноко стоявшую вдали посреди дороги, которую сжимал с двух сторон густой кустарник. Шофер лежал на спине под колесами и что-то устраивал.

Катька остановилась в нерешительности. Первой мыслью было — подойти к парню и попросить, чтобы подвез до города: большая часть пути оставалась еще впереди, а ноги уже ныли от усталости.

Но всякая встреча была ей теперь опасна, и, почувствовав безотчетный страх, она метнулась в лес. Несколько минут простояла в ожидании, не тронется ли машина, но и ждать было жутко.

С неимоверным трудом раздвигая руками колючие кусты впереди себя и стараясь как можно меньше делать шуму, она пробиралась частым, почти непролазным березником, который царапал лицо и руки, потом, высунув голову из зеленой чащи, огляделась.

Грузовик, зарываясь в пыли колесами, удалялся быстро, громыхая пустым кузовом, а когда совсем скрылся за поворотом, — Катька выбралась опять на дорогу.

У палаток жгли костры, готовили ужин, стояло вокруг немое безветрие наступающей теплой ночи, и всякая травинка, каждый листок пахли дымом и сыростью, когда молодежь вернулась с реки.

Володька Сенцов проводил девушек вплоть до палатки, а Сережка поотстал от них и, любопытства ради, заглянул в первую палатку, которая еще утром пустовала… Теперь в ней разместилась новая артель.

Просунув в палатку стриженую голову и, крутя ею, молча разглядывал он незнакомых людей и вещи. Трое ужинали прямо на земле, подложив под себя пиджаки; четверо отдыхали на койках, а в углу были сложены ящики с инструментом. По одежде, запачканной известью, и инструменту легко было определить, что это — каменщики.

Восьмой жилец — рыжеватый парень, в сатиновой синей рубахе, в новых галошах на босу ногу, с крутыми дюжими плечами, какие бывают у молодых и сильных грузчиков, с густыми вьющимися волосами, сидел на некрашеном сундучке и починял сапог, зажав его между колен.

— Здорово, страннички! — поприветствовал Сережка новых своих соседей. — Отколь притопали?

— Из Владимира, — неохотно отозвался молодой мужик в лаптях, лежавший на голой койке.

— Значит, клюковники?.. «По клюкву, по ягоду-клюкву», — почти пропел Бисеров, бойко поглядывая светлыми озорными глазами. — Очень приятно, честное благородное… С новосельем вас!..

Каменщики ответили на это приветствие, кто как умел, а кудрявый рыжак промолчал, — был он, видно, не разговорчив, как и подобает мастеру сапожных дел. Засунув в голенище круглое поленце, он повернул свое сооружение подошвой вверх и принялся вколачивать в мокрый каблук гвозди. Бил метко, твердой рукой, — только почему-то надлежащего инструмента подле него не было.

— Крепко бьешь, да порется, — сказал опять Сережка, наблюдая за его работой и напрашиваясь на разговор. — А ты, — уж если приехал, — так вынимай свои щипцы — клещи — рашпили, и дело ставь на фабричный лад. — И вспомнив о своих разбитых ботинках, поинтересовался: — Заказы с воли берешь?

Но парень принял это как злую насмешку.

— Пошел к черту! — огрызнулся он, прогоняя назойливого гостя, как нищего. — Чего пристал, скобленый затылок?.. Или выглядываешь, что плохо лежит?

Тут уж ощетинился и Сережка, задетый за живое, и, кашлянув с достоинством, сказал:

— Я к тебе, родной лопоток, с добрым приветствием да о домашним вопросом, без чего безусловно никто не живет, а ты — в бутылку… да еще вором честишь, в первый раз человека видя… Что у тебя в голове-то?.. клюквенный кисель, что ли?

Вдруг кто-то сзади дернул его за плечо, — это была Настя Горохова.

— Уже сцепился?.. нельзя одного оставить, — заворчала она на Сережку, как жена на пьяного и скандального мужа. Она прибежала сюда, заслышав у первой палатки недобрые голоса, не сулившие ничего, кроме драки. — С кем ты это, репей?

— Да вон с товарищем «Киселевым» поцапались, — ответил Бисеров насмешливо и пошел прочь. — Владимирской клюквы отведал — немыта и кисла… пойти хоть сладким чаем запить.

Настя не поняла ничего из его слов, не знала никакого Киселева, а, заглянув в палатку, ахнула от удивления и радости:

— Ба-а!.. Петька! Неужто ты?

— Я… а это — ты?.. Настя! Здорово.

— Здравствуй… когда появился-то?

— Нынче, перед полднями… Вчера с Варварой разговор был, а утром — махнул сюда… Стало быть, вы здесь? а Галка? а Маруся?..

— Вместе, в одной палатке… Маруся теперь — секретарь, а мы завтра — в гавань. А ты как надумал сюда?

— Вот так, — смущенно и обрадованно улыбался Петька Радаев, разводя руками.

— Да как?! — кричала Настя.

— Да вот этак… чего, думаю, время вести, давай пойду… Ну и пришел… Тут у вас народу всякого — тьма, а никого не найдешь. Наворошили делов — заплутаться можно… да вот на счастье наши, владимирски, увидали меня. Ну я и пристал к ним пока.

— Во-он что… а здесь работы полно, — торопилась Горохова сообщить ему все разом.

Сережка, сидя на койке, уже разувался в палатке, но тут долетели к нему крик Насти и голос рыжака — такие радостные, нетерпеливые, будто встретились близкие люди, не видавшиеся несколько лет… Одна нога в сапоге, другая — в портянке, Бисеров выскочил на лужайку и увидел: Настя ведет знакомца к своей палатке.