Александр Патреев - Инженеры

Ей и самой хотелось побыть с ним. Они немного прошлись тропой мимо палаток и скоро опять вернулись.

— Нет, Сереженька, спать надо. Завтра ведь нас рано-рано поднимут, — сказала она с улыбкой, — Иди-ка спи, суматошный…

В палатке все спали.

Сережка впотьмах осторожно прошел к своей постели и улегся тихо, чтобы не разбудить кого. Он старался заснуть, — но было опять не до сна.

«Ну вот и выяснилось, — подумал он облегченно. — Значит, Петька тут ни при чем… А то бы — пошла война! Оказывается, как здорово ошибиться можно?.. А Катька эта — действительно… своих обокрасть. Ведь только додуматься надо!.. А мы ее тут жалели».

Потом припоминал свою работу на канавах, когда поднимали «Лорейн», слова Колыванова, его строгую речь на собрании в столовой и выступление Харитонушки, который, не называя имен, но безусловно имея в виду Володьку Сенцова и Бисерова, говорил с осуждением:

— Поискать таких лодырей, как мы!.. Государство большое, изо всех сил старается, чтобы народу жить легче, а находятся люди, которые… кроме болтовни, ни на что не способны.

Выгоднее было тогда Сережке промолчать, и он сдержался. Зато, когда расходились с собрания, нагнал Харитонушку и спросил:

— Так уж никакой способности? Никакого таланту? Значит, негодный брак, балласт?

— Выходит, эдак, — согласился старик. — А если бы за разум взялись, так совсем бы не плохие ребята… Ты, Серега, парень с понятием… а вон догляди, как Настя Горохова старается… прилежности у нее на вас на всех хватит… Хоть бы перед девчонками-то постыдились, право!..

Нынешний вечер, особенно объяснение с Настей, всколыхнули Сережку, и он, чувствуя, как стучит в висках от непривычного напряжения мыслей, потер лоб: «Да, неладно у меня получается… Настя пока не замечает… а потом увидит, что ленюсь… И Колыванов тогда на собрании сказал: «Лентяев бить будем — и рублем, и в газете…» Он сделает… Баловством да смехом завод не выстроишь, тут впрягаться надо. И не одному, а всем».

Определив свою дорогу, Сережка уже не мог оставаться один, наедине со своими, мыслями и позвал Сенцова, который спал рядом, заливаясь храпом на всю палатку.

— Володька, — будил он, толкая его в спину. — Какой же ты друг мне, ежели дрыхнешь бессознательно в такое время?

— Чего ты? — недовольно промычал Сенцов, оторванный от сладких снов. — Какое время?

— А вот такое… давай поговорим. Вопрос имею.

Володька очнулся не сразу, а Сережка, свесившись головой с нар, дышал ему прямо в лицо:

— Подлец ты, честное мое слово… гнать надо за такие доблести! И опять же лодырь ты непролазный… За что тебе деньги дорогие платят? Глядишь только, как другие работают, а сам от лени в тоску впадаешь и даже ударился в пьянку. Какой в тебе резон жизни?..

— А сам-то? — начинал сердиться Сенцов, вспомнив прошедшие дни, когда Сережка зубоскалил больше всех и тоже болтался без дела.

— Вот и говорят тебе, что совесть у нас, безусловно, луженая… Зачем в обман пустились, ежели Дынников на нас понадеялся и с первого же разу, как хороших людей, обещал бараком удовлетворить, а после — к станкам поставить?.. Наверно, прочие остальные глядят на нас и дивуются: ай да молодежь! ай да колхозники!.. Ведь мы этак новый завод на сто процентов заморозим и себе никакой выгоды… Стыд, честное благородное!.. а девчонки здесь, гляди, какие чудесные… Вот пропечатают нас в газете — и все будут пальцами указывать… Ты думал про это?..

— Нет, не думал, — сознался Володька, стараясь во тьме разглядеть лицо приятеля: всерьез он говорит все это, или опять озорная полоса нашла по причине бессонницы.

— Я давно втолковываю, что одного шарика у тебя не хватает… Думать надо!.. Что мы — пеньки с глазами? На поденку к попу пришли али завод строить? Разница! То-то вот и оно… Харитонушка правильно сказал… у него «чердак» светлый… Я его уважаю… Так вот какое мое предложение: давай из борозды не вылазить, не болтаться из стороны в сторону, а впряжемся и — повезем… это даже интересно с точки зрения: были, так сказать, в хвосте колонны, потом вдруг обогнали. В комсомол вступать надо. Понятно?..

— Давай, — согласился Володька, уразумев наконец суть Сережкиных слов.

— Только чтобы — работать всерьез, без трескотни, без отказу?..

— Уж такое условие: браться за гуж — так обеими руками.

— Вот именно.

Старик Парфен, спавший всегда мало, проснулся, когда скрипнула чья-то кровать; мимо него во тьме прошел кто-то, наверно, Сережка, потом вернулся, — и старик скорее почуял, чем услышал, что ребята зашептали о чем-то. Ночь была на исходе и Парфен, жалея молодых, сказал:

— А вы спите, ребятки… Утро ведь скоро… Наговориться-то еще успеете… Вам отдохнуть надо. Утро вечера всегда мудренее.

Но они не слушали его, и только когда в Ключихе пропели петухи, долгая закончилась беседа, и Сережка заснул.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

От бессонной ночи ломило кости, члены отяжелели, но Парфен поднялся рано, когда еще все спали, и, захватив ведерце рукою так, чтобы не гремело, вышел из палатки, ежась от тумана, накопившегося в низине.

Уже подступало утро: рделся на востоке розовый большой цветок и мокрой листвой березника шелестел молодой ветер. Какая-то птаха, невидимая в омуте лесов, начинала первую песню, но все срывался тонкий ее колокольчик.

Парфен подошел к озеру, которое пряталось в кустах, рукой разогнал зелень и, когда получилось круглое зеркальце, зачерпнул воды. Тут же и умылся, а вернувшись к палатке, разжег костер на прежнем месте, повесил котелок на козлы и сам присел подле него на чурбашок.

Когда нагрелась вода, начал будить ребят:

— Вставайте, молодчики!.. пора уж. Гудок на бетонке — вон как того… заливается, — подыматься велит… И денек хороший… Вставайте, пора… Я сейчас вскипячу.

Понемногу нарастали шумы и голоса в палатках; протяжно, на высокой ноте, гудел на постройке гудок; на луговине у палаток, смеясь и перекликаясь между собой, умывались автостроевцы.

Вышел и Петька Радаев. Стоя поодаль палатки, он озирал незнакомые места, и все ему было непривычно новым: и полотняная деревенька, и люди, и высокий стрельчатый остов бетонного завода, и отодвинутый лес, и крупные высокие холмы нарытой глины, и новые здания в тумане, и барачный поселок, и развороченные кругом пустыри.

Туман понемногу трогался, бесшумно тек широкой рекой и, точно баржи на рейде, виднелись над ним крыши бараков.

Подходя к умывальнику, где теснились молодые ребята, Петька приметил одного паренька в зеленой, выжженной солнцем рубахе, подпоясанного ремешком, — русого, рябоватого, стриженного под бокс, — с волос текло, — и сразу узнав вчерашнего своего противника, хотел пройти мимо.

Но тот вытер руки, взмахнул полотенце на плечо и превесело, как ни в чем не бывало, воскликнул: