Александр Патреев - Инженеры

— Какая авария! Ишь, покурить захотел, — насмешливо ответил один из пассажиров, заглянув в окно.

Некоторые уже вылезли, чтобы узнать, в чем дело, — старик посидел немного, пождал и спрыгнул тоже.

— Слазий! — махнул рукой шофер. — Все слазий!.. дальше не повезу.

— Почему так? — подошел к нему Харитонушка. — Вези до конца, ежели взялся. Нешто так полагается?

— Горючего больше нет. Ни капли.

— Так нам же на работу надо! — кричали на него со всех сторон. — Безобразие! Головотяпы! Издеватели!

— Я тут ни при чем…

— А кто же?

— Ступайте в гараж и ищите заведующего… Мне он собственноручно налил такую порцию, что стыдно даже признаться.

— Врет! — кричали кругом. — Продал, наверно, или возил кого, для кармана своего стараясь… к стенке таких подлецов!

Варвара послушала возмущенные голоса и, подойдя к шоферу, спросила требовательно: почему он не предупредил еще в городе?

— А я говорил, что не хватит… сказал русским языком — горючего нет!

— Так зачем же ты в городе у остановки стоял?

— Там наше место. Где мне еще стоять?..

— А зачем людей сажал?

— Сами сели… Мое дело служебное — везти.

— Говорить с таким дураком только время понапрасну тратить, — кто-то сказал из толпы, и люди разрозненными кучками побрели, негодуя и ругаясь.

Казанцева осведомилась, как пареньку фамилия.

— Дымогаров, — нескоро ответил тот, заметно оробев.

Варвара что-то вдруг припомнила, уставилась на него пристально и на лбу заметно сгрудились морщины:

— А звать?

— Анатолий. А зачем тебе? Я не виноват. — Сидел он как-то боком, щурясь и мигая от солнца, худоплечий, с вытянутым лицом — последний потомок волжских судовладельцев.

— Может, и не виноват, а народ задерживать не полагается. — И на всякий случай, если солгал шофер, записала и номер автобуса.

В ее памяти на всю жизнь сохранилась эта давнишняя знакомая фамилия когда-то богатого рода, к которому принадлежал шофер. Ничего больше не сказала ему Варвара и пошла обычной дорогой, а рядом с ней шагал скорым шагом вздыхающий Харитонушка.

— Вез, вез — и вдруг: вылезай! Удивительно даже… Видно, с чужого коня среди грязи долой… да ведь и конь-то не чужой, а наш!.. Куда такое дело годится! Хватил науки чуток — и хвост кверху задрал. Глупый, что ли?

Харитонушка оглянулся назад, — не обманул ли подлец! — но машина стояла на прежнем месте, и все там же сидел этот худой и невзрачный парень, из-за которого не меньше, как на час, запоздают на работу.

— Вот и считай — «пятилетка в четыре года…» Иван Забава недаром говорит: «Хоть бы в семь-то с грехом пополам осилить. Народу, говорит, труба нетолченая, а толку мало…» Иван-то кто?.. а это наш стригун, парикмахер, у которого мы с Мартыном в землянке живем. Он часто в город уходит, вот и пустил нас на время, чтобы не пустовала землянка. А скоро в барак переселится, так мы и совсем одни останемся… Да-а, примчал нас к сроку, — чавкал старик, разводя руками. — Я вот к народу приглядываюсь, — продолжал рассуждать он, — до чего все перепуталось в нем, — беда! Не поймешь, где крепко, где гнило. Вот Мокроусов, к примеру: хозяйственный мужик, не оборотень, не подумав, слова не скажет, чугунный горб, бригадир, копейку зря не истратит, а намедни ночью проштрафился: в гавань работать пришел, а вместо того вырыл себе ямку и щебне и лежит: ночь, мол, никто не видит. Я ногой разбудил его и спрашиваю: «Знать, этак ударничают?» Ему вроде стыдно: — «Устал говорит, лег и заснул нечаянно». — А «ямку-то, мол, кто приготовил тебе?» — «Тут до меня лежал кто-то…» Значит, портится человек, перед тем как в новое дело врасти окончательно.

— Старые, кто из деревни пришли, обновятся не сразу, — ответила ему Варвара.

— Это все так… а в молодых откуда гнильца берется? — заспорил Харитонушка, помня о шофере. — Гнилой зуб хоть можно выдернуть, а вот уродца такого куда денешь? Недавно от титьки отняли, а уж он — с характером!..

— О нем разговор особый.

— Есть и такие, которые себя понуждают к честности. Только ничего не получается. Он принудит себя на час, на день, а нам интересно получить его на всю жизнь. Тогда как?

— Учить надо убеждением, проверять почаще. Так наша партия и воспитывает.

Солнце уже взобралось на горку. Варвара оглядывала и не узнавала прежние места, столь измененные… На пустыре, занимая высокие бугры над болотом, стояли поодаль друг от друга в три улочки новые, чистенькие дома американского поселка. Два месяца с небольшим понадобилось, чтобы обстроить этот уголок земли для иностранных инженеров и мастеров, в помощи которых нуждалась страна на первых перегонах своей дороги в будущее.

Большинство зданий, непохожих на русские, было уже закончено и в них жили. На крайнем к болоту порядке, явно спеша, работали одновременно и плотники, и штукатуры, и чернорабочие — вставляли застекленные рамы, кровельщики лепились на крышах, гремя железом, стуча молотками; один дом с расписанными дранкой стенами мазали и прихорашивали штукатуры, сами жившие бог весть где. Сезонники расчищали дорожки и увозили мусор за поселок, к болоту.

Правее — на огромном пространстве — низкая поросль строительства: столбы, фундаменты из серого камня, сараи, склады, груды материалов, стрельчатые подъемники с красными флажками и бетонный завод, похожий на пожарную каланчу, — поднимались над этой взбудораженной землей.

Тут, на повороте к гавани, и нагнал их Колыванов.

— А-а, попутчица! — сказал он звучным широким басом.

Харитонушка сошел с дороги на тропу, чтобы не мешать их разговорам.

Колыванов шагал крупно, и Варвара едва поспевала за ним, дивясь, что даже он ходит пешком.

— Товарищ Казанцева, сколько у тебя людей?

— Было двадцать пять, теперь шестьдесят.

— Партком решил бригаде твоей поручить одно дело… Нас интересует главное, чего как раз не хватает. Огня в людях нет, соревнования. Машины простаивают половину рабочего времени, особенно в гавани привилось это.

Его большие, широко расставленные глаза смотрели на нее сверху вниз и были строги.

— Вчера в барабан гравиемойки бросили камень, — сказал он. — Кожух испорчен, барабан погнут. В цепь «Галля» какой-то негодяй сунул кусок железа — цепь лопнула и транспортер вышел из строя. Работу бросают, когда вздумается. Гавань, как проходной двор: люди приходят и уходят, а начинается самый разгар стройки. Слышишь, шумит кругом! — Под его взглядом Варвара невольно улыбнулась. — Еще троих-четверых найдешь, чтобы сумели во главе отдельных бригад встать и работать, соревнуясь, тянуть за собой других?..

Варвара была польщена доверием, но немного робела. Первый месяц работы — наиболее суетливый, полный несусветной путаницы, неразберихи, крика, ненужной утомительной беготни и поисков то инженера, то десятника, то своего собственного места, — не остудил ее рвения, но измотал сильно.