Александр Патреев - Инженеры

Научившись беречь время Бориса Сергеевича, она бережно относилась теперь и к своему, стараясь разумней использовать досуг: два раза в пятидневку ездила в город на курсы стенографии, и дорога не обременяла ее.

Ложась спать почти всегда в двенадцать, заводила будильник, и тот ровно в семь будил ее своей металлической рассыпчатой музыкой.

Недавно она написала Авдентову письмо — уже последнее, закончив на этом все, — и не ждала ответа.

— Ну Маруся! новостей я тебе принесла — полный кошель! — возгласила Настя Горохова, бурей врываясь в комнату. — Да у тебя все по-другому?

Настя хозяйственно ощупывала новые вещи: и тканьевое одеяло на кровати, и полотняное платье, висевшее под марлей на гвоздике, и ситцевую занавеску; потрогала книги на этажерке и полюбовалась пейзажем из окна.

Усевшись на подоконник, она начала рассказывать о ночной работе, о Галке, которая лежит в больнице, о Сереже, о Володьке Сенцове и Петьке, догнавших на свету уплывающий плот, за которых она боялась. (По счастью, все кончилось тогда благополучно).

— Мокроусова Мартына знаешь ли?.. Его из бригадиров прогнали, — собранье было… Штальмер самыми последними словами ругался, я думала — изобьет его! С таким позором выгнали — страх!.. в газете пропечатали… А бригаду отдали Петьке Радаеву.

— А у тебя как?

— А вот так. Теперь я — не просто подручный, а хозяин делу. Приходи, полюбуйся, как приказываю. — И, свирепо сдвинув брови, почти угрожающе кивнула. — Не вырвутся!

О сердечных своих делах она стеснялась рассказывать, да Мария и не спрашивала. Потом смеялись, вспоминая первый день в палатках на Медвежьем логу, переселение из города на площадку, работу в порту и житье у Фаины Львовны, — но дальше, в прошлое, уходить обеим не было охоты.

Мария спросила о Кате Кожевниковой, а Настя брезгливо поморщилась:

— Сгинула, ни слуху, ни духу… ежели встречу — такую трепку дам — сто годов пропомнит!.. Ба! — спохватилась она, вскочив с подоконника. — Самое-то главное и позабыла. Меня и Володьку в комсомол приняли…

— Приняли? — порадовалась за нее подруга, зная, с каким нетерпением ждала Настя этого дня.

— Угу… да еще как! с почетом… Ну, давай угощай меня.

Только белый хлеб да банка консервов случились у молодой хозяйки на этот раз и больше угощать было нечем.

— Ты нынче какая-то особенная, — взглянула Мария, восторгаясь кипящим здоровьем и возбужденным ее лицом. — Или давно не виделись мы с тобой…

— Давно… Я соскучилась… Приходи к нам. — И понизив голос до шепота, сказала: — А мы с Сергеем-то поженились!

— Так чего же до сих пор молчала!

— Стесняюсь… и самой все не верилось… я думала, что он… А как выяснилось все, так и пошли расписываться… Вчера ходили… Пока в палатках врознь поживем, а там — вместе… Проводи меня — я тороплюсь… на курсы надо…

Мария пошла проводить ее.

По небу, точно серые льдины, несло ветром грязные лохмотья облаков, закат был пестрый и какой-то холодный, неприветливый. После ночного ливня зелень не успела обсохнуть за этот хмурый ветреный день, дороги были непролазны, и даже галоши не спасли бы новеньких туфель Олейниковой.

Пришлось идти нетронутым полем, откуда виднелись среди высоких взметов глины белые, невысокие, пока в рост человека, стены корпусов. Местами их закрывала частая сетка лесов; железобетонные колонны, точно срубленные пни, торчали из перекопанной земли, — и невозможно было себе представить, как и когда осилят эту стройку люди!.. Но белые, словно сахарные, стены с каждым днем заметно росли, удлинялись, и когда Олейникова возвращалась с работы, то замечала, что они стали немного выше… Вот, вправо от будущей конторы, нынче появился шахтный подъемник, закрепленный тросами, на нем — красная из фанеры звезда, а на верхушке трепещет флаг.

В том месте, где заложили фундамент гаража, Олейникова увидала Макара Подшибихина и одного из работников жилотдела, сидевших на бревнах за канавой. Бывший секретарь что-то уж очень настойчиво доказывал своему усатому соседу в соломенной шляпе и все тыкал пальцем в газету, которую держал на коленях.

Несколько позже, когда подруги переходили шоссе, Макар Макарыч прошмыгнул мимо с портфелем под мышкой и будто не заметил Олейникову… Непостижимо, как он успел за это короткое время поговорить с человеком, потом сделать немалый крюк, когда они, шагая скоро, не прошли и ста сажен! Встрепанный, угрожающий его вид и эта газета, с которой он носился, показались Марии подозрительными, и мысль, подобно дурному предчувствию, омрачила ее.

Настя остановилась, чтобы проститься, и только тут, зачем-то оглянувшись по сторонам, осторожно спросила, точно предупреждала о несчастьи:

— …А ты чего это натворила, а?..

— Где? Когда?

— Во вчерашней газете… Да ты разве не читала!.. Там, где и про Мокроусова писано… Сережа мне одной прочитал, а другим не сказывает, чтобы меньше разговору было. Вот и приходила упредить тебя.

— А про что там? — забеспокоилась Мария. — Кто пишет?

— Да ничего не проставлено… а только говорится: «Наглая выходка»… Ты непременно узнай, — как бы чего не случилось. А впредь гляди — тут всяких чертей, мазуриков полно, и не ждешь, как боком на рог наскочишь.

В киосках еще торговали, и Олейникова пошла туда, совершенно теряясь в тревожных догадках: что такое нашли за ней? в чем ее проступок? По дороге к бараку ей попадались знакомые люди, которые, конечно, уже знают все, — и она вплоть до своего барака не смела вынуть газету из сумочки, куда спрятала ее от посторонних глаз.

Пробегая желтые страницы, она никак не могла найти, чего искала… Мелкие статьи, испещренные жирным текстом, с крупными заголовками, похожими на вывески, кричали с каждой колонки: Очистить торговую сеть от чуждых! Шофера Дымогарова привлечь к ответу! Прекратить безобразие в гавани! Ударить по рукам казнокрадов!.. Ударную работу променяли на пьянство. Мясникову затыкают рот. Без богов и боженят. Гастроли инженера-летуна. Дайте клуб!

Пестрят в глазах подписи: Альфа, Игла, Свой, Рабкор, 1008, Хе-в, Ворчун, 15 подписей, Доброволец, Майка, Сверчок, Рейд, Омега, Удивленный…

Редактор Гайтсман предпочитал резкий тон, лаконические слова, оглушительные, как барабанная дробь, и видно, немало потрудился над этим номером…

И вот Олейникова наткнулась… статья «Наглая выходка» помещена в конце последней страницы, писал какой-то Прожектор, — все переврано, искажено… уцепились за мелочь, не стоящую внимания, потому что не нашли за ней большего!.. и не иначе, сводили личные счеты не только с нею, но и с самим начальником.

«Какая подлость! — вскипела. Мария. — Кому это нужно?»