Александр Патреев - Инженеры

Иван помрачнел. Глаза его, скорее злые, чем равнодушные к участи Мокроусова, в последний раз обшарили пустую темную стену, где висела одежда жильца.

Мартын молчал, тяготясь его присутствием, но прогнать, как Макара Подшибихина, не мог… Бритая голова гостя и его покатые сильные плечи огромной тенью качнулись на стене, — Иван поднялся и, потирая ладони, точно было ему зябко, шагнул к двери.

— Посмотрю я на вас: нестоющий вы человек, навоз истории, извините за выражение. Брюзга, жадный собственник… ничем вы не довольны, — говорил он с презрением, опять называя его на «вы», чтоб подчеркнуть то большое расстояние, на которое разошлись, они с тех пор. — Даже событиями не интересуетесь!.. а народ давеча так и валит… кое-кто свои дела побросал… Пойду, не запоздать бы… А за землянку я хотел бы с вас получить кое-что… Деньги — то есть, что ли?.. Нет?.. Ну, я зайду как-нибудь после…

Часом позже оглядывал эти стены и сам жилец, перед тем как покинуть их навсегда. Дорожная легкая сумка висела у него за плечами, лампа уже догорала. Изрезанный в исступлении матрац сполз одним углом с нар, и пыль от взбудораженного мочала еще не улеглась в землянке.

Он вышел, постоял у двери, чтобы прислушаться к звукам ночи, унять в себе зябкую дрожь и решить в последний раз — бежать ли ему со стройки?.. Но тут обнаружилось, к удивлению его, что самой опасной дорогой оказывалась именно та, которую себе избрал. Он успеет нынче скрыться, но завтра же утром непременно обнаружат его исчезновение, пошлют на розыски, и этот непредвиденный, тайный побег явится убийственной уликой.

Тут его обостренный слух различил неторопливые шаги. Мокроусов прислушался, припав к щели, — во тьме не видно было человека, случайно проходившего мимо его землянки…

Мартын снял с плеч котомку, опростал ее и, разложив вещи по своим местам, принялся за матрац, — пришлось перевернуть его другой, цельной, неизрезанной стороной вверх. Беглец оставался жить здесь и дальше, но уже единственной целью этой жизни стало теперь совсем другое.

Надеясь только на собственную хитрость, он вступал в единоборство с миром, который обозревал нынче днем, и все почему-то мерещилось, что он, если не поторопится, то ничего не успеет сделать.

В этот же вечер, необыкновенно темный и ветреный, словно овчинами закутано было небо, — и произошла первая его вылазка…

В землянках уже спали; пробираясь пустырем, он никого не встретил по дороге к клубу, где происходил суд, но, дойдя до крыльца, столкнулся с Харитоном.

Наслушавшись вдоволь, старик направлялся к себе в палатку, а узнав Мартына, остановился: поговорить он любил всегда… Он тут же сообщил, что в зале такая теснотища — не пролезть; что выездному показательному суду следует хорошенько проучить «гаражных мошенников» и что сами строители требуют жестких мер, дабы неповадно было другим.

— За что их? — спросил Мокроусов.

— А за то, что для кармана своего стараются: горючее на сторону сбывают. Их пошлют в город за продовольствием, а они разным гражданам дрова возят. А паренек тут один — Дымогаров Анатолий… так он на повороте автобус перевернул вверх колесами. Хорошо, что без народу… и самого-то, стервеца, чуть не приглушило навовсе… Интересно, иди послушай…

Мокроусов вошел в сени, где теснились люди, стараясь заглянуть на подсудимых, сидевших на передней лавке. Он протискался к отворенной двери, стал на цыпочки, вытянул шею, но увидел только Сережку Бисерова да Настю Горохову, стоявших у окна рядом.

Безусый парень — остроголовый и бледный — давал суду показания, и голос его дрожал.

Опять попросила слова Варвара Казанцева, говорила она о снисходительности к Дымогарову, чистосердечно признавшему свою вину, но тут же выступил редактор газеты Гайтсман — такой воинственный и крикливый, казавшийся строже самого судьи, — и почему-то больше разоблачал великодушие Варвары, а к подсудимым требовал суровой кары.

Но не это интересовало Мартына: он проследил, когда и куда пошел Харитонушка, подождал еще немного и тоже ушел.

Сперва побывал он у паровозного депо, обошел стороной недостроенное здание, с которого смотрел сегодня утром, постоял у кустов недалеко от бака с горючим — и нигде никого не встретил. Тут же, у кустов, начиналась неглубокая — по грудь человека — широкая канава, уводившая в лес. Однажды он прошел ею, чтобы сократить путь в Ключиху, к Моте, и теперь мог воспользоваться ею, как дорогой к отступлению.

Потом, озираясь, подполз к баку. Ночь была темная, облачная, к тому же начал сеять мелкий и густой дождь, Мартын нащупал кран, позабытый тут беззаботным завом. Кран открывался туго, но Мартын отвернул его без труда, — и остро пахнущая жидкость струей забила в песок. Высота падения была не больше аршина, но шум почти оглушил его. Чтобы убедиться, не слишком ли велика струя (шум мог привлечь внимание стражи), он сунул руку под кран — но один миг его окатило с головы до ног.

Задыхаясь от ядовитой влаги, он шмыгнул в кусты и, припадая к земле, сполз в канаву, побежал — и позади себя слышал топот своих ног… нет, это бежал другой по бровке канавы… Страшный крик: «Стой!» — вонзился в уши, Мартын пустился во всю мочь, но чувствовал, что теперь не спастись. Ярость и страх бушевали в нем, как пламя, сжигая остатки его сил.

Он обернулся назад — и в тот же миг в глаза его ударил зеленоватый свет: у преследующего был электрический фонарь. Беглец бросился обратно, но опять настигали — уже по канаве. Он втянул голову в плечи, припал к земле и приготовился одним встречным ударом свалить с ног… Сцепив зубы, взмахнул кулаком, но тут же полетел сам навзничь: тот опередил его и ударом головы в грудь сшиб.

— Сюда! Сюда! — орал он, скручивая Мартыну руки назад, больно надавив коленом.

Мокроусов, извиваясь под ним, рычал, взвизгивал и все пинал сапогом куда-то вверх, но не попадал во вредное место и, рванувшись, вцепился зубами в костистое плечо силача. Если бы хватило силы, он перекусил бы глотку…

— А-а! порода волчья! — скрежетал тот, вывертывая ему руки, и снова звал на помощь.

Откуда-то бежали к ним двое, и один даже выстрелил для устрашения.

Мартыну пришлось сдаваться, не рассчитывая на милость победителя… Его приволокли к баку, и в зеленом неживом свете фонаря охранник и сторож увидели огромную лужу, хотя песок и пил жадно; из крана била струя толщиной в три пальца. Охранник бросился, чтобы завернуть кран, но его не оказалось. Зеленый луч заметался по земле, кран искали всюду и не нашли. Пришлось наспех заткнуть отверстие палкой.

Один схватил Мартына за карманы — там и лежала эта железная пластина.