Андрей Меркулов - Крылья земли

— Глупая ты, Нюрка. Хорошая, только глупая. Учат вас, баб, учат, сколько курсов разных стало, а все ума вам не прибавилось. — Василий вздохнул, сожалея Нюрку. — Ну, как я брошу, если она мне нравится? Каждый бросит, а кто тогда работать будет?

— Кто-нибудь будет, Вася.

— Вот спишь тут, а случится что, первая завоешь, — рассердился Василий. — Я таких много видел. Зубы скалят, что пожарники спят, когда тревоги нет, а того не понимают, что никто не спит. И что не пожарник называется, а боец пожарной охраны. А когда приедешь, так без ума остаются: топчутся, кричат, а толку нет, мешают только… И ты туда же, глупости говоришь.

— Боязно мне. Ты отчаянный. Всюду лезешь.

— Я тебе тут ночью не буду объяснять. Отвяжись лучше. У нас старик Кунгушов за всю свою работу пятьсот человек вытащил. А ты ревешь и жамчишь меня без всякого повода. Поэтому отвяжись. На войне хуже было.

— Я же тебя жалею. А теперь, может быть, сын получится… — всхлипнула Нюрка, прислонившись к нему мокрым носом.

— Уж ты давай теперь сына, — сказал Василий. — Дочка хорошая, а только сына тоже надо.

— Да разве я против, Вася? Ты себя только побереги.

Она прижалась к нему крепче и потихоньку вздохнула. Ей нравилось, что Василий ничего не боится, но было страшно за него, когда он шел в огонь.

Василий помнил, что ушел на войну из этого дома простым рабочим парнем, — любил с гармошкой посидеть вечером во дворе с девчонками, школы не кончил, пошел на завод подсобным рабочим. Жил весело, не оглядываясь, не думая о том, что будет завтра. Пока не ушел на войну. А вернулся через много лет в опустевшую комнату на четвертом этаже. Мать умерла. Было в комнате пыльно и пусто. И сам Василий стал не таким, как был, — неторопливы и медленны стали теперь все его движения, говорил уверенно и не спеша, знал себе цену. Посмотрел на себя в зеркало и увидел, что вернулся с войны не парень Васька, а сержант Василий Плотников, степенный мужчина. Жизнь приучила ко всему. Всю войну прослужил он в саперах.

Вышел Василий во двор и сел на скамейке. Собрался вокруг народ. Подсели бабы, старухи, пришел инвалид Женька Заслонов на одном костыле, сгрудились вокруг ребятишки. Подошли еще два фронтовика, начались разговоры: где служил и что теперь думаешь делать? Вот тогда и заметил Василий Нюрку. Она тоже слушала разговоры; Василий оглянулся и ахнул про себя: неужели Нюрка? Выросла она тонкой и быстрой, темные глаза с мягкой и теплой глубиной, вокруг похорошевшего, в девичьем цвету весеннем, лица — тяжелые темные косы. Кофточка была узкой — видно, не успела еще перешить. Смотрела она на Василия, слушала его рассказы, и не удержался Василий, чтобы немного не прихвастнуть. Рассказывал, как лихо мост наводили они через Хопер, но ничего не сказал о том, как однажды ночью по пустынному ровному полю ползли, прижимая голову к земле, когда махнет косым лучом прожектор; ползли в гимнастерках, липких на спине от страха, рукой за тонкую проволоку брали самую смерть, очищая поле от мин, открывая дорогу своей пехоте…

Стемнело. Василий вместе с фронтовиками и инвалидом Женькой пошел за ворота через улицу, — по случаю встречи. А бабы вздохнули вслед: чего только не натерпелся человек на войне.

Вечером пришел домой Василий, а комната пустая. Матери уже нет. Только выцветшая карточка на стене. До сих пор он жил в шуме, среди народа в своей роте; а по дороге домой — в знакомой бегучей сутолоке солдатского эшелона. Так было много лет, а тут вдруг стало одиноко, пусто. Ходики проклятые так заросли пылью, что маятник с места не сдвинешь. Надо бы их промыть в керосине. Сел Василий на подоконник и курил до рассвета, пока небо не просветлело. Спать ему не хотелось.

Утром, когда вышел во двор, увидел Нюрку — она около лестницы собралась колоть дрова.

— Давай помогу, — сказал Василий. Нюрка засмущалась, но отдала топор. И так оно случилось, что вскоре Нюрка, не спросив никого, вышла за Василия замуж.

Василий был сильный, с рабочими руками Привел в порядок комнату, покрасил сам, подправил рамы на окнах, стали они жить. Жили мирно, соседи их житью завидовали. Василий придет с работы, возьмет Нюрку на руки, она не знает, как отбиться. Нюрка о нем заботилась: шила, стирала и стряпала, если пьяный из гостей придет, спать уложит. Родился у них ребенок, девочка.

Не любила только Нюрка его профессию; иногда приходил он после дежурства — подпаленный с пожара, в ссадинах. Нюрка потом долго не спит, жалеет его.

Профессию Василий выбирал недолго; как только отгулял положенный отпуск, пошел в райвоенкомат посоветоваться насчет работы. Многие так делали.

— Вы в саперных войсках служили. Огонь тушить приходилось? — спросил у него майор. — Нужно направить фронтовиков бойцами пожарной охраны. Немирная работа в мирное время. Подумайте.

Василий нахмурился, вспомнил:

— Как же, огонь тушить приходилось. Давайте я пойду, мне не привыкать, — сказал он.

За время работы в пожарной дружине получил Василий грамоту и путевку в санаторий; грамоту они на стенке повесили, а из санатория Василий сбежал, вернулся праздновать День Победы домой, к Нюрке. Мечтали они иметь еще одного ребенка — обязательно мальчика.

После той ночи, когда Василий неожиданно вернулся к ней из санатория, прошел срок, и Нюрка снова собралась родить. Он отвел ее в родильный дом. Теперь он был уже опытный отец и снисходительно посматривал на неопытных, которые приходили растерянные и даже не знали, что можно передавать и в какое время. Василий, как опытный человек, сразу подходил к доске, где были вывешены ярлычки с фамилиями и номерами койки роженицы: белые — у тех, кто еще не родил, розовые — кто девочку, голубые — если мальчика. Василий пришел, посмотрел — нет, не родила еще Нюрка. На всякий случай дождался, спросил у няньки. Передал гостинцы, пошел домой. На другой день опять ничего не было. На третий день пришлось ему дежурить, и думал он, что как раз в этот день Нюрка обязательно должна родить. Они сидели в своей дежурной комнате и играли в шашки.

— Ну как, Василь Петрович, прибавление будет? Когда? — спросил у Плотникова приятель — немолодой уже пожарник Садовников.

— Да кто ж его знает.

— А кого ждете?

— Доктор обещал мальчика. Да вот задержалась она что-то. Третий день. В первый раз в тот же день родила.

— Ну, сегодня, как раз, родит.

— Я тоже так думаю, — сказал Василий. Ему было беспокойно, жалко Нюрку. «Может, неладно что, — думал он. — Что-то она задержалась. Как бы плохо с ней не было, всякое бывает. Я вот тут в шашки играю, а она раздирается вся, мучается. Так уж женщина устроена. Тут ничем не поможешь», — думал он.

— Ты ведь любишь детишек? — спросил приятель.

— А как же? От них самая радость. Если бы не Нюркины курсы, их бы у нас трое уже было. Но мы уже подождали, надо было все же женщину поучить… — важно сказал Василий.