Константин Лордкипанидзе - Избранное

«Советская власть — единственная власть в мире, которая защищает интересы трудящегося народа», — прочитал по складам Аслан.

— Я думал, что-нибудь важное! — усмехнулся Дахундара. — А все эти красивые слова давно мне оскомину набили!..

— А ты что же, контра, за царя? — повернулся к нему Барнаба и покосился на крестьян, толпившихся вокруг. — Советская власть — истинная наша благодетельница. Правильно я говорю, соседи?

— Правильно! — подтвердил Бачуа Вардосанидзе, хотя его и удивило, что Барнаба вдруг начал ратовать за Советскую власть.

— Так о чем же думать, друзья? — горячо продолжал Саганелидзе. При такой власти мы как у Христа за пазухой! Напишите нашему правительству о своей нужде, попросите построить для села мост. У крестьянина в кошельке каждая копейка десять раз пересчитана и переложена. А казне три-четыре тысячи — сущий пустяк! Правительству такая трата нипочем! Правильно я говорю или нет?

— Правильно! Напишем правительству! — поддержал его Аслан.

Налог и повинность — эти два слова Аслан слышать не мог.

Бачуа наконец сообразил, куда метит Барнаба.

— Уезд уже выстроил нам школу в этом году, — сказал он. — Покажем теперь, что и мы тоже с усами.

Аслан разозлился:

— Покажем! Покажем! Тебе что — больше всех надо? Пускай правительство построит нам и мост.

— Правильно говоришь, Аслан, пусть построит. А мне завтра некогда, мне нужно в Маглаки, на похороны, — сказал кто-то.

— И мне некогда!..

— А мне нужно…

Крестьяне заговорили, перебивая друг друга. Каждый радовался в душе возможной отмене «мостовой» повинности, каждый вдруг только сейчас вспомнил, что завтра у него неотложные дела. А Барнаба с довольным видом наматывал на палец свой длинный ус — и улыбался: двести рублей почти спасены.

Белолицая худощавая женщина собирает на балконе ужин. Вокруг закопченной лампы роятся ночные бабочки. Они бьются о стекло и с опаленными крыльями падают на поднос. У дверей кухни шепотом спорят двое малышей — девочка и мальчик. Они стащили со сковороды куриную печенку и никак не могут ее поделить. Тарасий взял пальцами мамалыгу, обмакнул ее в острый соус, наскоро проглотил несколько кусков и встал.

— Подожди, я сейчас подам курицу! — крикнула ему жена.

— Некогда, некогда! — Тарасий вытер пальцы о вязаные ноговицы. — Этот дьявол Барнаба никак не уймется! Сегодня утром он, оказывается, начал мутить крестьян из Гранатовой рощи. Те поддались на уговоры и не хотят завтра выходить с арбами на работу. Пойду к председателю, завтра надо срочно созывать сходку. Вот собака! — в сердцах добавил он, спускаясь по лестнице.

Секретаря земоцихской партийной ячейки Тарасия Хазарадзе односельчане любили за то, что он охотнее слушал, чем говорил. «Кто умеет слушать, тот и работать горазд», — одобрительно отзывались о нем крестьяне и частенько приходили к нему со всякими своими заботами и хлопотами, поделиться бедой или спросить умного совета.

Тарасий был красив, сухощав, лицо смуглое, волнистые волосы — мягкие и блестящие. Но хоть и не минуло ему еще и сорока, виски его уже серебрились сединой. Ходил он быстро, стремительно — и по такой походке сразу было видно, что это жилистый, крепкий, прочно сколоченный человек. Всегда задумчивый и сосредоточенный, он на первый взгляд мог показаться замкнутым и нелюдимым. Но стоило ему заговорить — и весь он менялся. Морщины на лбу разглаживались, светло-карие глаза светились добротой и вниманием, складки около рта исчезали, и он так смотрел на вас, будто был вашим старым знакомым. Потому-то он так легко и находил ключ к сердцу односельчан. Но тех, кто был ему не по душе, он умел держать на расстоянии. Только вот смех немного портил его: смеялся Тарасий глухо, почти беззвучно, и казалось, что он над чем-то насмехается.

Миновав широкие дворы Гранатовой рощи, Тарасий пошел по узкому проулку между заборами. В Гранатовой роще в окошках всюду горел свет — здесь же было так темно, будто село давно осталось позади. Лишь по собачьему лаю можно было догадаться, что за оградами не виноградники и сады, а крестьянские дворы. Этот сельский околоток назывался Белым берегом, потому что здесь добывалась особая земля белого цвета — крестьяне пользовались ею для мытья головы.

Жители Земоцихе любили селиться просторно, привольно, без тесноты. В селе было всего двести восемьдесят дворов, а пешему человеку трудно было бы обойти его и за день. Огород и виноградник здешнего крестьянина обычно примыкают к дому и обнесены общей оградой. Зачастую и кукурузное поле начинается тут же, за калиткой. Если прибавить к этому обширный чистый двор, затененный деревьями и с мая по ноябрь покрытый зеленой травой, станет понятным, почему дома в Земоцихе отстояли так далеко друг от друга. Но Белый берег люди заселили плотно — тут жили в основном безземельные и малоземельные крестьяне. Они были так бедны, что сеяли кукурузу перед самым домом.

В западных районах Грузии иногда выдается двести дождливых дней в году. В полях, залитых водой, гниет кукуруза, в созревающих фруктах заводятся черви. Вино такого года не имеет крепости и легко скисает. Даже деревья отсыревают так, что их не берет огонь. Все пропитывается сыростью, всюду стоит вода. А бывает, и за все лето жаждущей земле не перепадет ни капли влаги. Тогда верхний слой почвы превращается в пыль. Земля растрескивается от зноя. Трава выгорает. На полях не увидишь ни островка зелени. По выжженным лугам бродят отощавшие коровы и щиплют колючки. Ноздри и губы у животных разодраны в кровь.

В этом году лето выдалось жаркое и засушливое. Поля жителей Земоцихе по большей части находились в долине Сатуриа. Там была неорошаемая земля. Посевы взошли рано, початки завязались преждевременно, и осенью с этих участков можно было взять только сухие стебли. В страхе перед голодом крестьяне Белого берега подались в леса на реке Цхенис-Цхали, рассчитывая заработать на лесозаготовках…

Раздумывая о тяжкой судьбине бедняков, Тарасий невесело, с болью в душе поглядывал по сторонам. Смутно чернели в звездном свете ночи небогатые крестьянские дома с темными окнами. Лишь кое-где в глубине двора, в стоящей отдельно кухоньке, помигивала коптилка. Намаявшийся за день хозяин ужинал торопливо, на ходу, чтобы быстрей погасить свет и не тратить попусту керосина: житель Белого берега зажигал лампу только тогда, когда у него в доме был гость или, не дай бог, заболевал кто-нибудь из домашних. В крохотном амбаре у него — мышонку хвостом негде махнуть, а к пасхе тут уже не найти ни кукурузы, ни лобио. В позапрошлом году Георгий Джишкариани и Бежан Ушверидзе остались к весне совсем без семян — не помирать же семьям с голоду! Пришлось им идти к Тарасию и просить помощи.