Константин Лордкипанидзе - Избранное

Великая тайна плоти и крови сводит его сейчас с ума. Разве он жил до этого часа? Он спал, и снились ему только серые скучные сны. Но вот он, слава богу, проснулся и увидел, как живут свободные люди: без страха, без забот, ни господина, ни госпожи над твоей головой, иди куда хочешь, возвращайся когда хочешь, ты сам себе полный хозяин, сам вершитель своей судьбы. И как легко, оказывается, сбросить ярмо и вырваться на волю. Глупый ты, глупый, собирал деньги, копейка к копейке, чтобы привести с базара пару сванских быков, и не знал, деревенщина, что на такие деньги лучшие радости можно купить. Этот мир, оказывается, не на быках стоит.

— Подожди меня здесь, — опять шепотом сказал Дахундара и проскользнул в калитку.

— И я с тобой, — возразил Меки, но и шага не успел сделать — первый удар сердца о грудную клетку был таким сильным, что парень едва устоял на ногах. Удар и еще удар, и уже нечем дышать.

Что-то похожее уже однажды было с ним. Прошлой весной в Сатуринскую долину пришла большая вода — река вырвалась из берегов, унесла всю прошлогоднюю солому и вместе со стогом подхватила и корову Аслана Маргвеладзе. Немало добрых молодцев стояло в тот час на берегу, но никто и не двинулся с места. А Меки не удержался — измучила его быстрая вода, пока он вывел насмерть перепуганную корову на сушу. А так все было в порядке, если не считать одной-единственной минуты, — сдирая с себя рубаху, он вдруг ощутил этот первый сокрушительный удар сердца. И тогда так же нечем стало дышать.

— Пошли, нас ждут, — сказал Дахундара и взял его, как слепого, за руку. — Как ты дрожишь, парень! Продрог?

— Нет, Даху, жарко мне, — невесело отшутился Меки.

— Значит, боишься, — сказал Дахундара. — Смотри, парень, заметят девочки, что ты новичок, — засмеют. И дороже возьмут. Прошу тебя, держись. Будь крепким, как стамбульский кремень.

Дверь гостям открыли без стука. Они вошли в переднюю, высокая женщина в черном сказала приветливо:

— Дахундара, душка, закрой дверь на задвижку, — и исчезла так же бесшумно, как и появилась.

По всему видать, Дахундара считался своим человеком в этом доме. Пройдя немного по узкому коридору, он подвел Меки к полуоткрытой двери и сказал:

— Заходи в эту комнату. И сиди себе спокойно. Я буду рядом, ты ничего не бойся — они тут свое дело знают.

Дахундара тоненько заржал и втолкнул Меки в комнату.

Легко сказать, сиди спокойно, когда страшный молот вот-вот пробьет тебе грудную клетку.

Меки оглядел комнату: старый, почерневший комод, на нем небольшое круглое зеркало и множество фотографий в рамках из морских ракушек. Полкомнаты занимала двуспальная железная кровать с горой пестрых подушек самой различной величины, у окна два плетеных стула. С потолка свисала большая чугунная лампа с зеленым бумажным абажуром. Лампа коптила, и Меки не сразу решился подкрутить фитиль, но в комнате быстро темнело, и от этого она становилась еще беднее и неприютней. Меки подтянулся на цыпочках и поправил фитиль.

В комнате стоял запах недавней стирки и каких-то лекарств. Меки подумал: ходят в шелках и парче, а живут как простые прачки.

«Легко сказать, сиди спокойно, когда этот страшный молот вот-вот пробьет тебе грудную клетку».

Он присел на плетеный стул, и тот противно заскрипел под ним. Меки сразу пересел на другой. «А может, совсем уйти отсюда?» — подумал Меки, но тут же почувствовал, что не встанет и никуда не уйдет. От волнения у Меки закружилась голова, когда он представил себе все, что сейчас произойдет: в комнату влетит красивая девочка, обнимет его своими белыми руками и утопит в этих роскошных пестрых подушках. И тут ему стало совсем плохо — страшился он этих объятий и нестерпимо жаждал их. А ко всему этому ударила в колокол совесть. Измена! Зачем ты здесь, если любишь Талико?

Но и этот колокол умолк — бесстыдное желание обладать женщиной заглушило все колокола мира.

За стеной хохотали и визжали — это Дахундара развлекал девочек своей любимой песней:

В комнату вошла женщина. Не поздоровавшись, даже не посмотрев на него хорошенько, женщина прошла мимо привставшего гостя, словно это не живой человек потянулся к ней навстречу, — так проходят мимо пустого стула, мимо всех привычных и наскучивших вещей.

Женщина выглядела крайне усталой: усталые глаза, усталые, безжизненно свисающие руки, усталая нерадостная походка и даже халат на ней казался усталым и старым — на живом женском теле такой красивый ситец играл бы всеми красками весны и молодости, а на ней он — как на деревянной вешалке.

Хоть и малоопытен был Меки, но сердцем понял: не той усталостью устала женщина, которая валит с ног жницу в поле или судомойку в духане.

Когда она вошла, ее наскоро повязанная вокруг головы коса распустилась и упала на спину. Зная, что Дахундара знатного гостя не приведет, женщина не подновляла румян на лице, а остатки прежних уже не прикрывали ее дряблую в оспинных рябинках кожу. Подойдя к постели, она выбрала подушку, устало взбила ее и положила у высокой спинки кровати. Затем она скинула сандалии и так бессильно свалилась на постель, что со стороны можно было подумать: никогда ей уже не подняться с этой кровати.

Кто-кто, а Меки повидал на своем веку уставших людей, но такой мертвой усталости он еще не видел. Все, что женщина делала, укладываясь в постель, она с радостью бы не делала, но на одном крыле куда улетишь.

Меки ждал от этой женщины чуда, еще неслыханных слов, еще не испытанных радостей. Большого светлого праздника ждал он от первой своей женщины. Будто Она и Он еще только-только сотворены богом и еще не успели познать друг друга. Вот она, его первая Ева, вот он, ее первый Адам. И первый грех должен свершиться здесь, в этой бедной комнате. А эта усталая женщина даже не посмотрела на него, ничем — ни словом, ни взглядом, ни движением — не обнаружила она, что видит Меки и что кроме нее самой есть в комнате другой человек.

Женщина неподвижно лежала на кровати, прикрыв глаза рукой.

Меки вдруг перестал слышать удары своего сердца. Он вздохнул с облегчением: успокоилось наконец.

— Сапоги сними, парень, постель мне испачкаешь, — сонно пробормотала женщина. Меки подождал, но больше она ничего не сказала.

Она лежала совсем тихо, не снимая руки с лица.

Меки потерянно смотрел на нее.

Женщина повернулась на бок, халат распахнулся, обнажив белую красивую ногу, она пошарила рукой, но до полы не дотянулась и снова замерла.

Послышалось мерное дыхание спящего человека. И Меки подумал: дай ей волю, она будет спать так до второго пришествия, а на все другое ей наплевать и ничего ей больше не нужно.

Меки на цыпочках подошел к кровати, прикрыл обнаженную ногу женщины и, положив рядом с подушкой чистую, не смятую еще трехрублевку, вышел из комнаты. И пока он крался по коридору, слышался ему визгливый смех женщин и бесшабашная песня Дахундары.