Ян Винецкий - Человек идет в гору

Клава легла на спину, закрыла глаза, полные слез.

— Милые вы мои… золотые… товарищи мои! — шептала она сухими пылающими губами…

В больнице, в день выписки Клавы, весь вестибюль был забит молодежью. Пришли в полном составе бригады Якова, Наташи, Глеба, Сабира и Никиты с Шурой. Ваня Никифоров принес баян.

Шумные, веселые, они внесли такой невообразимый гомон в тихое здание больницы, что медицинские работники не на шутку всполошились.

Вышел сам главврач — дородный пожилой мужчина в белом халате.

— Что это? Почему так много народу? К кому вы? — строго зачастил врач.

— К Петряевой Клаве, — ответило несколько голосов.

— А остальные?

— Тоже! — крикнули задние.

— Все к Петряевой? — поднял плечи врач.

— Что ж тут такого? Это наша комсомолка, — нетерпеливо сказал Яша, удивляясь непонятливости врача.

Главврач растерянно заморгал, потом вдруг распахнул халат и молча побежал наверх…

Спустя полчаса от здания больницы тронулась необыкновенная процессия. Впереди невысокий паренек с серыми ясными глазами бережно нес укутанного в белое с кружевами одеяло новорожденного.

Слева шла мать — маленькая, бледная молодая женщина с оживленно-сосредоточенным лицом.

Женщину поддерживали два рослых молодых человека. А позади, плотно обступив баяниста, следовала громко поющая колонна молодежи.

Весь медицинский персонал больницы высыпал на улицу, провожая улыбками счастливую мать…

Когда Тоня читала свой доклад на партийном собрании, ей казалось, что она и все слушатели взошли на большую высоту и оглядывали теперь пройденный путь.

Без малого год отделял их от тех дней, когда второй механический был «притчей во языцех» на собраниях и страницах заводской газеты. Поначалу обида за свой цех скребла на сердце, потом Тоня привыкла, и теперь она знает, до чего это опасная болезнь — привыкнуть к «хвостовому положению», как говорит Никифоров.

Тоня рассказывала всем известное: как становился цех на ноги, как росла партийная организация и вела за собой людей, где находились нетронутые резервы производительности труда.

Но именно потому, что парторг рассказывал не только известное, но и глубоко пережитое каждым, люди слушали с тем вниманием, за которым всегда следует бурное проявление активности.

Тоня взыскательно поглядела на Добрывечера, сидевшего слева.

— Но нам не пристало долго смотреть на преодоленные пространства. Может закружиться голова, особенно у тех, кто склонен забывать про ухабы на пройденном пути.

— Был мед, теперь пошел перец, — шепнул Добрывечер Петру Ипатьевичу.

Первой слово взяла Аннушка. В темной вязаной жакетке поверх кремовой блузки, с туго, «по-молодому», повязанной синей косынкой на крутолобой голове, она улыбчиво и вместе строго оглядела собрание:

— Цех у нас нынче, как цех, — не лучше других и не хуже всех. — Аннушка сказала это таким намеренно равнодушным и скучным голосом, что молодежь громко рассмеялась.

Аннушка вскинула голову и строго посмотрела каждому в глаза.

— А почему не быть нам лучше всех? — спросила она уже с знакомой всем властной интонацией. — Разве у нас сил маловато, родненькие? Да ведь нам теперь по плечу любое самое трудное дело! Посчитайте, сколько у нас коммунистов да комсомольцев, да беспартийных стахановцев сколько!

Что для нашего цеха нынче главное? По-моему, движение скоростников. У нас их пять бригад. Почему, Иван Григорьевич, не развиваем мы вширь это дело?

Выступил Никифоров:

— Аннушка… то-есть товарищ Луговая в самое яблочко попала. Мы вышли из хвостового положения и топчемся в нерешительности. А надо рвануться в голову колонны! Прошлый год мы сборщикам знамя отдали. Справедливо отдали! Что ж не отберем мы его нынче? По-моему, силенок у нас хватит отобрать красное знамя у сборщиков, справедливо отобрать!..

Наташа сидела на собрании рядом с Глебом и Яшей Зайцевым. Она вспомнила, как на днях, вручая ей кандидатскую карточку, секретарь райкома партии сказал:

— У вас комсомольский значок. Высокое отличие!

Наташа усмехнулась.

— Не смейтесь: очень высокое отличие — молодость. И какая молодость! Та, боевая, полная огня и мечтаний, которая с юных лет отдана нашему делу. — В серых усталых глазах секретаря райкома лучилась весенняя теплота. — Или возьмите вы значок пионеров. Костер… алые языки пламени. Прекрасное пламя! И надо, чтобы оно не гасло всю жизнь, всю долгую и трудную жизнь коммуниста!

Наташа глядела на Петра Ипатьевича, на Аннушку и думала: «Хорошо бы и мне дожить до их лет и также гореть ярким, зовущим за собой людей огнем».

— У меня есть предложение, — поднял руку Глеб. Он впервые выступал на партийном собрании, и краска волнения густо залила его лицо. — Я вношу такое предложение. У нас пять скоростных бригад. Пусть каждая отдаст половину своих людей в другие бригады. Глядишь, через некоторое время у нас уже будет десять скоростных бригад. И так, методом почкования…

Гулкий всплеск ладошей не дал Глебу закончить выступление. Он улыбнулся и пошел на свое место: ясно, что его предложение будет принято единогласно.

Александр Иванович вел прием и потому, как шумно и людно стало в последнее время в его кабинете, потому, как потянулись к нему начальники цехов, инженеры, мастера, он понял, что директор «изменил курс», перестал отбивать у него хлеб главного инженера.

Это обрадовало его, и когда после совещания с термистами в кабинет вошла Бакшанова, он ей весело и душевно улыбнулся.

— Анна Сергеевна! Давно не бранился с вами. Соскучился!

— Берегитесь! Семен Павлович теперь все удары моих молний отводит на вас.

— Чувствую, — сказал он, улыбаясь еще шире и счастливее.

Анна недовольно оглядела комнату и сморщила переносье: дым сизыми столбами висел над столами и диваном.

— Откройте форточку!

— Нещадно накурили… совещание! — произнес Солнцев тоном оправдания и открыл форточку. В кабинет ворвались холодные струи свежего весеннего воздуха. Столбы дыма закачались и стали быстро рассеиваться.

— Александр Иванович! — строго проговорила Анна. — В старой кузнице загазованность выше допустимого предела. Я прошу немедленно принять меры.

— Мы ведь недавно установили там новые вентиляторы, — возразил Солнцев.

— Они не эффективны. Это мнение не только мое, а многих рабочих.

— Ну, Анна Сергеевна, мы базируемся на технических расчетах, а не на чьих-то мнениях.

— Так мнения рабочих для вас ничего не значат? — быстро спросила Анна.

— Ах, Анна Сергеевна! — засмеялся Солнцев. — Николай Петрович, верно, скорости для своего истребителя призанял у вас! Хорошо, я сейчас же поручу проверить. — Он сделал короткую запись в настольном календаре.