Ян Винецкий - Человек идет в гору

Петр Ипатьевич молча жевал ус…

Его внезапное молчание вызвало в Наташе тревогу. Что скажет ей Добрывечер? Как встретят ее рабочие? Не затянется ли и впрямь ее токарное обучение и не покажет ли она себя несмышленой на работе? Не слишком ли много в ней самоуверенности? Все эти вопросы вдруг заворошились в ее голове, омрачая так чудесно начавшееся утро.

В проходной Наташа с независимым видом предъявила пропуск по-медвежьи большому и грузному охраннику с лихо закрученными усами на загорелом лице.

На животе у него болтался крохотный коровинский пистолет, словно по законам контраста подчеркивая всю громоздкость своего хозяина.

То ли оттого, что пропуск был совершенно новеньким, то ли желая наглядеться на хорошенькую девушку, охранник довольно долго вертел пропуск в руках и глядел на Наташу так пристально, что она не без испуга спросила:

— Что-нибудь не в порядке?

Охранник, будто разом стряхнув с себя не в меру обуявшее его любопытство, молодецки щелкнул каблуками и, просияв, зычно ответил:

— Наоборот! Порядок — на все сто!

«Чудак!» — отметила про себя Наташа и одарила его снисходительной улыбкой.

Петр Ипатьевич подождал ее и, когда они подошли к механическому цеху, быстро проговорил:

— Пойдем вдвоем к Добрывечеру.

— Не надо, — остановила его Наташа, — я не маленькая и не нуждаюсь, чтобы меня водили за руку. — Гася прорвавшуюся вспышку излишней резкости, мягко добавила: — Иди, папа, работай.

— Ну, девка! — сказал Петр Ипатьевич тоном не то порицания, не то одобрения и, покачав головой, пошел к себе, в пристройку слесарной мастерской.

В темном тамбуре цеха Наташа едва не столкнулась с высоким, в военном кителе человеком, который тоже ощупью искал дверь. Наконец, дверь распахнулась, и мужчина, пропуская Наташу, проговорил глубоким грудным голосом:

— Ну и темень! Мы рисковали с вами украсить лбы изрядными шишками.

Наташа рассмеялась:

— Что ж, для начала шишки неизбежны.

— Для начала? Стало быть, и вы здесь новичок?

— Да, первый день.

— Очень хорошо!

Наташа сразу почувствовала какое-то безотчетное расположение к этому сероглазому, с седыми нитями на висках «дядьке». (Наташа всех мужчин старше себя называла «дядьками».) «Интересно, кем поступил он? Инженером? Диспетчером? Китель у него офицерский. И лицо волевое, умное. Наверное, инженер…»

Вся территория цеха была заставлена токарными, револьверными, сверлильными станками, напоминая беспорядок оставляемой квартиры. Повсюду чернели ямы взрытого фундамента. Тут и там, освещенные солнцем, кипели золотые фонтаны пыли.

— Ого! Мы, кажется, не во-время. Тут идет настоящее переселение, — сказала Наташа, смущенно подернув узенькими плечами.

Она ожидала встретить строгий порядок расставленных, как в школе парты, станков, ровный гул моторов, сосредоточенные лица рабочих. Именно так выглядел этот цех, когда год тему назад Наташа приходила сюда с экскурсией.

Человек шесть рабочих, облепив токарный станок, ритмичными движениями проталкивали его к дверям.

— Р-ра-аз, два-а, взяли! — петухом заливался крутоплечий парень в солдатской гимнастерке.

И хотя он сам и не поднимал станка, а только командовал, пот покрыл его лоб и круглые щеки серебристой росой.

— Р-ра-аз, два-а… — снова запел парень и вдруг, глянув на дверь, осекся да так и остался стоять с широко раскрытым ртом. Потом бросился к спутнику Наташи, чуть не сбив ее с ног.

— Т-товарищ полковник! Т-товарищ полковник! — повторял он, крепко пожимая руку человеку в военном кителе.

— Здравствуй, Ваня, здравствуй, дорогой.

Видно было, что обоих встреча очень взволновала.

«Полковник?» — Наташа испуганно скосила глаза; она впервые видела так близко «настоящего полковника».

— М-меня к-контузило на другой день после в-вашего р-ранения, — продолжал парень, — язык отнялся. Думал в общество г-глухонемых з-записываться. Да на счастье, капитан медицинской службы один повстречался… З-Зоя Ивановна…

Попробуй, говорит, Иван Александрович, в младенца обернуться. Что, думаю, смеется она надо мной, что-ли? Ничего себе младенец — пять пудов весом. А она все свое: старайся, Ваня, очень старайся «ма-ма» выговорить. И обидно и смешно! Пришлось подчиниться. Сначала мычал, потом обучился «мама» выговаривать. А там пошло! С-стихи читал, басни Михалкова!

Наташа хотела пойти поискать контору начальника цеха, но Ваня встал у единственного узкого прохода меж станками, и ей невольно пришлось остаться на месте. Она поняла, что рассказчик, напуганный внезапно свалившейся было на него немотой, боялся теперь молчания.

— Я вижу, ты не только говорить, но и командовать обучился.

— Командую! Г-горлом только и беру. А работать, между нами говоря, не умею. — Он покосился на Наташу. — Начальник цеха на людей не смотрит, а все куда-то мимо, будто главное где-то там, ч-чорт его знает где!

Он снова опасливо оглянулся на Наташу, все еще не взяв в толк, кем она приходится Чардынцеву.

— Уйду я отсюда! Не привычен я быть в хвостовом положении.

— Стало быть, собираешься дезертировать? Похоже, при контузии из тебя весь боевой дух вытряхнуло.

— Т-товарищ полковник… — мучительно перекосил брови Ваня.

— Понятно! Пока ты тут болтал, бригада твоя разошлась курить. Иди. Поговорим потом.

Услышав резкие и одновременно сдержанно-строгие ноты в его голосе и хорошо помня, что после этого с ним говорить небезопасно, Ваня повернулся и, обойдя станок, пошел искать свою бригаду.

Наташа взглянула на своего спутника. Лицо его помрачнело. Серые улыбчивые глаза стали строгими.

— Вы, вероятно, к начальнику цеха? — спросил он. — Пойдемте. Я тоже к нему.

В конторе цеха было сильно накурено. В голубом папиросном дыму, одни на длинной скамье, другие — прямо на столах, сидели мастера, наладчики станков, контролеры ОТК — весь комсостав цеха. У двери, ведущей в кабинет начальника, стучала на машинке молодая девушка с высокой и, вероятно, очень непрочной прической. В ее розовых маленьких ушах дрожали и приплясывали сережки, широкие и ослепительно-блестевшие, как две блесны.

«Эх, беда тому окуню, что клюнет на эту приманку», — отметил про себя Чардынцев, быстро глянув в ее узкие злые глаза.

— Вы к Добрывечеру? Он занят.

— А разве так бывает, чтобы человек на работе не был занятым? — громко спросил Чардынцев. Все дружно засмеялись, довольные тем, что вновь пришедший удачно «отбрил» заносчивую девицу. Но в следующую минуту, смекнув, что это замечание может относиться и к ним самим, они поспешно стали гасить папиросы и по одному выскальзывали из конторки.

Секретарь Добрывечера покраснела и хотела было уже ответить дерзостью, но в это время отворилась дверь кабинета и показалась голова начальника цеха — крупная, с рассыпавшимися русыми волосами.