Анна Лупан - Обрести себя

Когда они вышли из ресторана, будущий врач засуетился, заспешил: ему предстоит завтра сложная контрольная работа, надо приготовиться. Нужны какие-то книги, он пойдет в библиотеку, а то закроется, тогда случится катастрофа. Пынтя вынул десятку, великодушно протянул внуку, словно давая этим понять, что освобождает его от обязанности провожать деда. Василий как-то сразу сник, долго мял десятку меж пальцев, как сигарету. Видно, чувствовал, что своим легкомыслием расстроил дедушку, и теперь не знал, как задобрить его. Ему и не терпелось уйти, и в то же время не осмеливался.

Илиеш посмотрел на часы и увидел, что стрелка приближается к трем. Ужас! Его напрасно ждет Дануц, чтобы пойти в цирк! Ох, если бы Василий не опередил его, можно было бы еще как-то уйти. А теперь было неловко сказать, что и он торопится. Илиеш еще раз кинул взгляд на часы и решил покориться судьбе. Одной неприятностью больше, одной меньше — в этом ли суть? Старик Пынтя заметил его взгляд и поспешил уязвить:

— Что, может, у тебя тоже какая-нибудь контрольная?

Как можно спокойней Илиеш ответил:

— Контрольная? Пока я сам себе контролер. Чем другим не могу похвастаться, а вот времени у меня в избытке.

Конечно, хорошо бы пригласить стариков домой, в спокойной обстановке по-дружески потолковать, как полагается землякам и односельчанам. Но уж очень часто вспоминал Чулика недобрым словом тех, кто переступал порог его дома, чтобы Илиеш решился привести сейчас гостей. Нет, пока не заведет своего угла, об этом нечего думать. Зачем осложнять и без того нелегкие отношения в семье?

В это время будущий эскулап без всякой связи изрек значительно, — видно, чтобы продемонстрировать свою эрудицию:

— Все в мире держится на привычке и самовнушении.

— Да иди ты в свою библиотеку! — произнес дед и первым тронулся с места.

— Молодым — молодое, — оценил положение Пинтилий. — В самом деле, пусть идет, что ему с нами толкаться.

Илиеш решил проводить односельчан до Дома колхозника, где они остановились на ночлег. Но пошли они не прямо, а побродили по улицам и паркам, разглядывали витрины.

— Вот и жених! — воскликнула Паулина и беззаботно засмеялась.

Она сходила в цирк и вернулась, решив дождаться его. Ей хотелось услышать, что он скажет в свое оправдание. Очень уж ей это было любопытно. А может, хотелось показаться ему в праздничном наряде, кто ее знает. На ней было черное платье с глубоким вырезом на груди. С левой стороны была приколота алая роза из шелка. Нет, она совсем недурна собою.

Когда он вошел, она уже не переставая смеялась, как шальная. Ангелина кисло улыбнулась, эта улыбка ничего хорошего не предвещала. Чулика с полным безразличием читал «Здоровье». Его словно бы совершенно не интересовало происходящее в комнате.

Да, Илиешу было совсем не весело. От окна на него смотрит укоризненно Дануц: не ожидал такого коварства от старшего брата! Не мог смириться с тем, что Илиеш не сдержал слова… Если он в самом деле был занят и не мог пойти с ним в цирк, мог бы заблаговременно предупредить, Дануц нашел бы себе попутчика. Конечно, Дануц пошел с Паулиной, ничего другого не оставалось. Но разве это удовольствие — идти с чужой тетей, которая ничего не понимает в цирке? Вообще, как заметил Дануц, женщины не могут оценить цирк по достоинству. Восхитительное, захватывающее представление, когда артист, можно сказать, играет со смертью, они способны воспринимать лишь как нечто ужасное, устрашающее. Вот мужчина — это иное дело. Есть с кем поделиться впечатлениями, он тебя понимает. А Паулина все время только ахала. Поэтому Дануц обиделся на Илиеша и теперь вместе со всеми смотрел на него осуждающе.

Илиеш обвел глазами присутствующих, ища поддержки. Нет, только холод и презрение. Оцепили, словно стая волков. Одна Паулина беспрестанно смеялась, но и в ее смехе чувствовалась издевка, презрение. Интересно, что надо от него этой расфуфыренной даме? Если по дороге домой он испытывал угрызения совести, то теперь в нем разбушевалась злость. Что это за словечко — «жених»! Чего они хотят от него?

Не владея собой, он резко сказал Паулине:

— Перестань кривляться!

Может быть, Ангелина надеялась, что он станет каяться, так сказать, посыплет голову пеплом, будет вымаливать прощение? Иначе почему этот возглас заставил ее вздрогнуть, будто ей засунули за пазуху гадюку?

В голосе Илиеша была явная угроза. Даже Дануц почувствовал недоброе и устремил взгляд на брата. Чулика тоже оставил свой журнал, приготовившись вмешаться, если потребуется, а пока ждал.

Чувствуя, что у матери и сына сейчас начнется выяснение отношений, Паулина стала поспешно прощаться.

Едва она ушла, Илиеш сразу успокоился, стал кротким, как ягненок. Он мог быть несправедливым лишь в минуты гнева, но едва вспышка проходила, как его начинала мучить совесть. Откровенно говоря, Паулина не причинила ему никакого зла. У нее свои цели, у нее свои понятия о счастье, о смысле жизни. Она открыто выражает свои желания: хочет выйти замуж, завести свою семью, ей надоело жить одной. Но другие! Другие тонко и умело пытаются поймать тебя в капкан, так ловко, что ты и не замечаешь, как попался. Его раздражает ее смех. Что ж, лучше, чтобы она капризничала? А может, за ее веселостью скрывается печаль одиночества?

Илиеш решил примириться с матерью:

— Хочешь, догоню, попрошу прощения?

Не ожидая ответа, он бросился на улицу. Догнал Паулину возле троллейбусной остановки. Щеки ее пылали, она стояла в задумчивости. Он по-дружески положил ей руку на плечо:

— Давай немного побродим.

На ее лице вспыхнула дежурная улыбка.

— Что, соскучился?

Он взял ее под руку, они пошли вверх по улице, в сторону, противоположную той, куда надо было Паулине. Ему вовсе не хотелось гулять, но она предложила пройтись по парку, и он согласился. Парк был пуст, киоски закрыты на зиму. При входе торговки цветами продавали хилые хризантемы, уже тронутые заморозком. Паулина разворошила каблуком ворох листьев, спросила:

— Неужели уже не будет тепло?

— Я вел себя по-свински, прости меня, — сказал он. — Завтра уезжаю в свое село, в Валурены, и не хочу, чтобы у тебя осталось плохое мнение обо мне. Вообще-то я лучше, чем кажусь.

Мысль о поездке в Валурены возникла не так давно, но уже завладела им окончательно. Как это ему раньше не приходило в голову, что его место в Валуренах?! Теперь-то он понял, чего ему не хватало. Надо ехать, и как можно скорей. Что ему тут искать? Ведь в Валуренах его ждет земля, чтобы он продолжал дело деда Епифана и Романа Браду. Его корни там. Их не вырвать. Теперь ему казалось, что это было его заветной мыслью всю жизнь. Ведь как это просто осуществить! Чего он колебался? Чего боялся?