Анна Лупан - Обрести себя

Паулина удивилась, замедлила шаг.

— Что-то подобное я слышала при расставании от моего бывшего мужа.

Она впервые была серьезной.

— Он мог бы сказать что-нибудь и позначительней, ведь он был твоим мужем.

— На другое, видно, не хватило ума.

— Если не секрет, почему он тебя оставил?

— Был у нас ребенок, я его тайно окрестила, без ведома мужа. Муж был партийный и не хотел этого. Когда девочка умерла, он случайно узнал о крестинах, кажется, я проговорилась, поэтому и бросил. Я думаю, это был предлог. Просто я ему надоела. Наша дочка родилась болезненной, я думала, что крещение поможет ей. Между прочим, спустя год муж написал мне с Курильских островов, звал к себе, хотел помириться. Я прикинула так и этак и не поехала. Обидно было: бросил в такое тяжелое для меня время. Наверное, надо было ехать, да я к этому времени устроилась на работу, привыкла к людям, жалко было покидать…

Удивленный такой откровенностью, Илиеш краем глаза взглянул на нее. Нет, на ханжу не похожа. В некотором замешательстве полюбопытствовал:

— Неужели веришь в бога?

— Если с верой легче, особенно когда ты один, почему бы и не верить?

— Ага, значит, твоя вера вроде дождевика на случай непогоды. Или вроде страховки на случай пожара.

Паулина опять засмеялась.

— Вот что значит быть искренней. Я думала, ты сможешь понять.

— Между прочим, у меня в Сибири тоже осталась жена, — немного помолчав, нерешительно начал он. — Как она там без меня? Если устроюсь в Валуренах, позову.

Он не хотел даже самому себе признаться, что тоскует по детишкам — Тане и Гене. Играя с Дануцем, ловил себя на том, что думает о них. Интересно, что они там без него делают? Иногда ему казалось, что за любым его шагом следят мечтательные девичьи глаза Нины. Ему не хватало теперь и крикливой Дуняши. Она держала себя молодцом, когда они прощались, даже не плакала. Хотя он чувствовал, что она глотает слезы.

— Чего было сюда ехать? — удивилась Паулина. — От жены, детей?

— Родина. Без нее тяжело. Все время, пока там жил, казалось, будто сижу на вокзале, в зале ожидания. Все думал услышать гудок, все ожидал свой поезд…

— И здесь тоже в зале ожидания?

— Хуже. Сижу на колючках.

— А я думала… У вас судьба не сложилась, у меня тоже…

— Нет, Паулина, ничего не выйдет. Не надо обманывать себя. Тебе бы все равно со мной было плохо, ведь я из невезучих. Будь разумна и не сердись.

Обоим сразу стало легче, словно скинули с плеч тяжкий груз. Исчезла напряженность, которая охватывала обоих в присутствии друг друга. Они шагали спокойные, умиротворенные. Теперь можно говорить, не заботясь о том, что собеседник будет искать какой-то иной, задний смысл в твоих словах.

— Неужели больше не будет тепло? — снова спросила Паулина.

— Теперь уже только весною.

— По календарю полагалось бы еще…

— Погода не всегда подчиняется календарю.

В воздухе закружились редкие белые крупинки. Неужели снег? На макушке клена каркнула ворона, видимо, тоже удивленная столь ранним дыханием зимы.

Ночью, чувствуя, что Илиеш не спит, явился Спиридуш, вылез из темного укрытия.

«Серьезно решил уехать, Илиеш?»

«Бесповоротно».

«Подумай сперва, а то опять натворишь глупостей. Знаешь, ты не из тех, кто хлебает мудрость ложкой».

«Дровосек стремится в лес, а пахарь — в поле. Не так ли, Спиридуш? Для каждого на земле есть свое место. Я должен найти свое».

«Почем ты знаешь, что твое место там?»

«Сердце подсказывает».

«Пора жить головой. Сердце тебя заведет черт знает куда».

«Знаю. Когда я был маленьким, дедушка Епифан смастерил мне змея. Какой это был змей! Но он, словно заговоренный, мог подниматься вверх только с одного места — на Чертовом кургане. Больше нигде, в любой ветер. Таков, видно, и я».

«Раз так, желаю удачи, Илиеш».

Спиридуш прижался к его груди как шмель к траве. Илиеш лежал долго в постели, прислушиваясь, как мимо течет и шуршит темнота. В окне виднелся тонкий ноготок месяца.

«Месяц народился», — это опять явился Спиридуш.

«Вижу», — отозвался Илиеш, не в силах бороться со сном.

На другой день, собрав свои немногочисленные пожитки, он попрощался с матерью и Чуликой. Дануц в это время уже ушел в школу. И хорошо, что его не было, а то без слез не обошлось бы.

Ангелина следила за тем, как он собирает вещи, стоя у окна с каменным лицом. Она решила больше не вмешиваться, пусть поступает как хочет. Она сделала для него все, что могла. Наперекор мужу протянула ему руку помощи, вызвала сюда, не жалея сил, стараясь поставить его на ноги, а он вместо благодарности отвернулся от нее. Нет, не в добрый час зачала она его, этого сына, который приносит ей одни лишь огорчения. А может быть, он не совсем здоров? Иначе как понять, что он, уже устроившись, вдруг все бросает?

В конце концов Ангелина не вытерпела:

— Только сумасшедший может оставить городскую прописку и броситься искать неизвестно что…

Илиеш, закрыв саквояж, поднялся, повернулся к матери:

— Давай, мать, не будем ругаться, а?

Ему было жалко ее. В самом деле, сколько причинил ей беспокойства, неприятностей. И с этой пропиской, наконец… Но что делать?

Ангелина немного смягчилась:

— Где-ты остановишься? Уже зима на дворе.

— Свет не без добрых людей. Не пропаду.

— Да оставь ты его, — подал голос Чулика. — Он из тех, что должен перевернуть все камни, чтобы узнать, за которым рыба спряталась.

Он старался сохранить нейтралитет, но в глубине души радовался такому обороту дела. Столько времени прошло, как вернулся пасынок, а толку пока не видно. Одни только заботы да лишние разговоры из-за него. Кроме всего прочего Чулику радовало, что Ангелина теперь не посмеет упрекнуть мужа, будто он мешал ей общаться с сыном, сделал Илиеша несчастным.

Илиеш поклонился всем:

— Ну, будьте здоровы.

— Счастливого пути.

— В добрый час.

Ангелина вышла его проводить; пользуясь тем, что Чулика задержался в комнате, быстро достала из-за пазухи несколько смятых бумажек, сунула Илиешу:

— Спрячь, пригодятся.

Растроганный, он нагнулся, поцеловал ей руку.

— Не надо, мать, у тебя самой не густо…

— Я проживу. Знать бы, что ты устроился…

— Как мне хочется доставить тебе немного радости, мать! Приезжай вместе с Дануцем на черешню.

— Дай дожить сперва.

Мать смотрела сурово, он заметил новую складку у рта, которая делала ее еще старше.

В это время открылась дверь и появился Чулика. Ногой он вытолкнул тюк с медвежьей шкурой. Не без иронии напомнил:

— Забыл свое богатство! Бери, в селе пригодится. А то здесь зря место занимает.

Илиеш усмехнулся:

— А я-то удивлялся, почему мне так легко!

Он ее не забыл, и Чулика это прекрасно знал. Но если Чулике мешает… Что ж, в селе и впрямь пригодится. Говорят, медвежья шкура приносит счастье в дом. И будто бы ее запах уничтожает блох и моль. Нет, что ни говори, медвежья шкура в новой хате не помешает.