Петр Капица - Неслышный зов

Пяткин, утеряв нить мысли, ткнул локтем Громачева и шепнул:

— Ловкость рук и никакого мошенства. Не могу ухватить за хвостик последовательность.

Роман тоже растерянно смотрел то на доску, то на свою толстую тетрадь и, окончательно утеряв надежду угнаться за математическими преобразованиями, бросил записывать и с тупым понурым видом стал глядеть на крошившийся мел доцента.

— Моргай не моргай — теперь не угонишься! Надо было застопорить и дать малый назад, — вслух посоветовал Пяткин.

Кирпичников, видимо, слышал реплику студента, но не остановился, пока не сделал окончательный вывод. Затем, отступив на шаг, он полюбовался своим творением и спросил:

— Надеюсь, всем понятно?

— Да, конечно, — откликнулся за всех Толя Худяков. Самый молодой студент в группе.

— Тогда перейдем к следующему разделу…

Доска была двойной. Доцент поднял вверх исписанную половину, внизу же осталась чистая. Кирпичников собирался написать новую формулу, но тут поднялся староста и поспешил сказать:

— Товарищ доцент… не вся группа поняла предыдущее… Нельзя ли подробней?

— Я знаю, что не все поняли, — неохотно повернувшись, отозвался Кирпичников, — на это нельзя рассчитывать. Мы не можем из-за непонимающих задерживаться, потому что обязаны уложиться в программу. Ваши темпы — вам и карты в руки. Объясняйте отстающим. Непонятно для тех, кто слабо знает школьную математику. К сожалению, я ничем не могу быть полезен. Элементарную математику проходят в школе. Мое дело — высшая математика. Я стараюсь излагать популярно, насколько позволяют рамки моего предмета. Математика есть математика, все остальное меня не касается. Видите ли, дифференциальное исчисление не хочет считаться с социальным положением и производственным стажем. Кто не может вникнуть в смысл дифференциала, должен бросить это занятие. Он будет полезнее на заводе или в поле. Впрочем, это мое личное мнение… и я не решаю таких вопросов.

Звонок оборвал речь доцента. Кирпичников сунул задачник в портфель, по-кошачьи лизнул кончиком языка большой и указательный пальцы, напудренные мелом, и, сказав: «Теперь до следующей лекции», — ушел.

Тридцатилетний парторг Голубков, бывший штамповщик с гвоздильного завода, проводив недобрым взглядом доцента, подошел к двери, плотно закрыл ее и, подняв руку, сказал:

— Не расходитесь! Садитесь на места, есть разговор.

— Вечно у вас есть какой-нибудь разговор, — недовольно отозвался Толя Худяков. — У меня нужная встреча срывается.

— Успеешь, мы ненадолго. И прошу на будущее: не отвечай за других, когда тебя не спрашивают. Тебе папа репетиторов нанимал, а мы без натаскивателей учимся. Треугольник решил поставить в известность кафедру, что манера преподавания Кирпичникова нам не подходит. Зря пропадает время, знаний не прибавляется. Он гонит предмет, а усвояемостью не интересуется.

— А я считаю его лекции великолепными! — выкрикнул в пику Худяков. — И буду возражать.

— Слушай ты, маменькин сынок, — оборвал его Пяткин. — У нас на боте таких под днищем катера протаскивают, потом берут за ноги и вместе с водой дурь вытряхивают. Обещаю это же проделать и с тобой.

— Товарищи… товарищи! Не препирайтесь. Давайте проголосуем… Кто за то, чтобы мы заявили на кафедре?

Поднялось много рук.

— Кто против?

Руку поднял один Худяков. Трое воздержались.

— Почему воздерживаетесь?

— Стоит ли ссориться с доцентом? Все равно нам другого не дадут.

— Дадут, если хорошо попросим.

В коридоре к Пяткину подошел разъяренный Толя Худяков.

— Если ты еще раз назовешь меня маменькиным сынком, я по физиономии съезжу, — пригрозил он.

— А разве ты не мамашин? Тебя какая-нибудь тетя из жалости родила? А насчет физиономии — не советую. Она у меня неприкасаемая. Те, кто пытались съездить, до сих пор скривленными ходят. Вот так-то, мальчик!

Денежные накопления быстро таяли. Тридцать пять рублей студенческой стипендии невозможно было рассчитать до конца месяца. То и дело появлялись какие-то неожиданные траты.

Около столовой Громачева остановил Пяткин.

— В пути поиздержался, — сказал он словами гоголевского Хлестакова. — Сегодня заостряю вопрос о полтиннике. Не завалялась ли у тебя такая монета?

— К сожалению, нет, сам стреляю. Вчера взял рублевку у Юры.

— Может, разделим ее?

— Уже делил. Тридцать шесть копеек осталось.

— Ну что ж, на два супа и пшенную кашу хватит.

— Пошли, попробуем на хлеб приналечь.

В столовой Пяткин пошел за супом, а Громачев за кашей. Получив кашу, заправленную крошечным кусочком масла, Роман подсел к столу, за которым неторопливо поедал шницель с горошком сокурсник Цезарь Кичудов.

Этот студент до поступления в институт работал внештатным корреспондентом в «Бытовой газете». Он и теперь не порывал с ней связей, почти в каждом номере появлялись его заметки и статьи. Это позволяло ему питаться шницелями и прилично одеваться. Почти римский горбоносый профиль Кичудова можно было выбивать на монетах, но в физкультурники он не годился. Детский полиомиелит изувечил ему ноги: он ходил раскачиваясь, косолапил и волочил ступни. Взглянув на супчик и кашу сокурсника, Кичудов сказал:

— Не вижу прежнего шика и размаха!

— Вылетели в трубу, — признался Пяткин. — Но если ссудишь по полтине на нос, верну в понедельник. Доцент Кирпичников, узнав, что я водолаз, попросил съездить на его дачу и очистить колодец, в который уронили бидон с молоком. Он полагает, что это работа водолаза, и обещает хорошо заплатить. Не менее десятки с него сорву, сегодня же его жене и позвоню.

— А где ты достанешь водолазный костюм?

— В колодцы нырять незачем. Просто выкачивают воду и лезут туда в трусиках. Но я сказал, что костюм достану. За это дороже платят.

— Разжалобили, ребята. Рублевка ваша, — сказал Цезарь. — И отдавать не надо, сегодня же можете отработать. Мы проводим рейд по столовым Нарпита, надо у постоянных посетителей выяснить, что им «нра» и что «не нра»… Несколько дотошных интервью.

— Нет, такая работенка не по мне, — отказался Пяткин, — да и для Громачева мелковата.

— Но мне-то вы можете удружить? Видите, я не ходок, а тут побегать надо. И отказаться не могу.

— Ладно, — согласился Громачев, — помогу. Если хочешь — в стихах напишу.

— Вот чего не надо, того не надо. Обыкновенной деловой прозой.

Получив рублевку, Пяткин с Громачевым съели по шницелю и разорились на сливовый компот.

Задание редакции оказалось несложным. Направляясь в Публичку, Роман зашел по пути в несколько столовых. Приметив разговорчивых посетителей, он подсаживался к ним, рекомендовался участником рейда «Бытовой газеты», задавал вопросы и записывал ответы.