Перч Зейтунцян - Самый грустный человек

— Вы произвели на нас довольно-таки скверное впечат­ление, — сказала женщина. — Вы в самом деле странный че­ловек или попросту скандалист? .

— Но я очень хотел произвести хорошее впечатление,— огорчился Страуд.

— Или вы мните себя настолько гениальным, что про­стые смертные вас уже не интересуют?..

— Напротив, мне здесь очень понравилось, я всех беско­нечно полюбил, — искренне сказал Страуд. — Это самый луч­ший день в моей жизни. Я никогда, никогда не забуду его... — Потом неожиданно спросил: — Как вас звать?

— Гера.

— Гера, вы какими духами пользуетесь?

— Мне кажется, когда впервые обращаются к женщине по имени, следует спросить о чем-либо более существен­ном.

— Я влюбился в вас, Гера.

— Ого, — засмеялась женщина,—так вот, сразу?

— У меня нет времени, — сухо сказал Страуд. — Мое вре­мя дорого.

— Не пытайтесь быть еще более отталкивающим, — оскорбилась женщина. — Вам это уже удалось сполна.

— Будь на вашем месте другая женщина, я бы влюбился в нее. Лишь бы от нее пахло теми же духами.

— Знаете, ваш дорогой костюм не соответствует вашему характеру. Эта мелочь выдает вас.

— Гера, в этом доме так много комнат, нам, наверное, надо уединиться. Хотя мне не хочется. Не обращайте внима­ния на моего надзирателя.

— Ну, Страуд, я уже не знаю, смеяться мне или сердить­ся.

— Я спешу, — лихорадочно проговорил Страуд. — У меня считанные минуты.

— Мне кажется, вы просто нашли удобную форму суще­ствования.

— Гера... а эти люди, что собрались здесь... смогли бы они танцевать на телефонных будках?.. — спросил вдруг Страуд, целиком захваченный своей фантазией. — Только не говорите, что это слишком маленькое пространство...

— Страуд... знаете, вы даже скучны... честное слово...

— Я бы все отдал, чтобы еще раз увидеть вас.

— А хоть завтра, — невольно, а может быть, из чувства противоречия сказала женщина.

— Не могу. Это выше моих сил.

— А я хочу, — сказала женщина. — Завтра в восемь вече­ра. Я буду ждать вас в порту на набережной.

— Я не приду... но прошу вас... вы будьте там в во­семь... — взволнованно сказал Страуд и почувствовал, что за­дыхается от счастья, на секунду даже счастье показалось ему чем-то близким к тошноте. — Я с нетерпением буду считать часы... и вы побудьте там, подождите меня десять минут, только десять... Очень вас прошу... — И вдруг он на полови­не оставил танец. Внимание его что-то привлекло — он заме­тил чучело орла, висевшее на стене. — Не продадите ли мне это чучело? — обратился он к председателю. — Оно мне очень нравится.

— Я могу подарить вам его, — опешил председатель.

— Ни в коем случае, — категорически отказался Страуд. — Устроим честный обмен. — Он пошарил в карма­нах. Ничего там не обнаружил и впал в глубокую задумчи­вость, потом встрепенулся. — Я дам вам мои часы, чистое золото.

— Они стоят гораздо дороже, — занервничал надзира­тель.

— Ничего, посчитаем, и они вернут нам разницу день­гами.

— Но я подарю, зачем же...

— Нет, нет, дарить не надо, — разгорячился Страуд. — Я еще что-нибудь подберу, разумеется, с вашего согласия.

— Не теряйся, — восторженно зашептала Гера председа­телю. — Если станешь торговаться, я соглашусь выйти за те­бя замуж.

— Не понимаю, что за позор такой, — проворчал предсе­датель и так несвоевременно, так не к месту сообразил, что эта женщина никогда его не любила.

— Но он в самом деле большой ученый, — уколола его женщина.

— Большой? Великий! Он один больше, чем все мы, вме­сте взятые. — И председатель обратился к Страуду, который внимательно изучал чучело: — Я должен просить, чтобы вы подписали свои книги, это будет дорогая память для нас.

— Пожалуйста, — мягко сказал Страуд и старательно под­писал все книги. Вдруг в нем возникла острая потребность пообщаться с этими людьми. — У вас не бывает такого чув­ства?.. Когда читаешь рукопись, написанную на бумаге твоим почерком, все кажется гладким и убедительным, а когда ви­дишь свой текст, отпечатанный на машинке, начинаешь со­мневаться... А уж когда выходит книга, все ошибки и недо­статки разом встают перед тобой. Такие иногда встречаешь ляпсусы, что диву даешься, как это не заметил сразу. И ка­жется, книга уже не твоя, какое-то отчуждение возникает. Я считаю, это очень честное чувство. Потому что только по­сле этого можно переходить к следующей книге.

Все с приятным удивлением смотрели на Страуда, в осо­бенности надзиратель, который наконец свободно перевел дух. Страуд вел себя и говорил таким образом, словно он всю свою жизнь провел в кругу этих людей. Словно был старым членом этого общества. Блестящим знатоком коктей­лей и шампанского, постоянным партнером в бильярде, неза­менимым ценителем изысканных яств, непревзойденным рассказчиком самых свежих и самых пикантных анекдо­тов. ,

— А когда у вас бывает неудача, — поинтересовался один из ученых, — определенная неудача?

— Пусть не покажется это странным, но скажу вам, что неудача — это тоже своего рода счастье. В эти минуты, на­верное, более, чем в другие, я чувствую себя человеком, та­ким, знаете, добрым и сентиментальным. А ведь основа твор­чества — доброта. Даже когда речь идет о самых прозаиче­ских формулах. Не люблю очень удачливых людей. Еще очень здоровых. Не знаю, может быть, есть доля кокетства в моих словах, но, мне кажется, я искренен.

— Я совершенно с вами согласен, — сказал председа­тель. — Я бы сказал, что творчество само по себе уже свобо­да, самая совершенная форма свободы. И если мы...

— Простите, что перебиваю вас. Интересно было бы знать, сколько денег на вашем банковском счету?

— Денег?.. — опешил председатель. — Но мы так славно беседовали...

— Ну ладно, я не настаиваю. Если вам не хочется, не го­ворите. Что, надзиратель, не пора ли нам домой? — И устало и искренне Страуд прибавил: — Здесь хорошо... очень хоро­шо... но дома лучше...

— Может быть, поужинали бы с нами? — вежливо пред­ложил председатель. — Слишком рано уходите.

— Если есть бутерброды, мы возьмем с собой, — сказал Страуд, окончательно потеряв все связи с миром.—^Заверни­те, отдайте надзирателю. — Он низко поклонился всем. — Прощайте. Мы провели прекрасный вечер. Незабываемый. Благодарю вас.

Страуд и надзиратель вышли из зала. Психологи, ко­торые незаметно следовали за ними, вдруг спохватились, что

забыли присчитать метраж обратного пути. А тут еще Страуд прошел в туалет. Как быть, присчитывать?

— Я перехватил твой взгляд — немного погодя сказал Страуд надзирателю. — Если бы не ты, я бы купил это чуче­ло. Ты почувствовал, что я мог бы его перехитрить? Дал бы ему часы, взамен бы взял кучу вещей.

— Несчастный! — шепотом, сам не свой от ярости, взор­вался надзиратель. — Арестант... узник...