Перч Зейтунцян - Самый грустный человек

Глава пятая

Приглашений было так много, что в конце концов при­дворные были вынуждены устроить хотя бы один спек­такль. Приглашение от местного общества орнитологов было принято. Страуд в сопровождении надзирателя отправился на встречу. Его везли в закрытом автомобиле. У него кру­жилась голова, и было чувство легкого опьянения. Он уже целую неделю с нетерпением ждал этого дня, готовил речь, составлял планы, репетировал перед маленьким осколком зеркала, но сейчас все вылетело из головы, сейчас у него сильно колотилось сердце. Он был чрезвычайно растерян и напуган. Он даже предпочел бы вернуться в камеру и из­бежать счастливого вечера. Ему все время казалось, что ему надо сбегать в туалет.

За Страудом по пятам следовали тюремные психологи, им надо было измерить, сколько квадратных метров свободы прошел узник. Итак, тротуар, от входа до лифта, лифт, при­хожая и комната, в которой происходила встреча. Всего пятьдесят четыре квадратных метра. В прихожей Страуд и надзиратель разделись, сдали пальто. Оба были в дорогих костюмах, специально сшитых для них лучшим портным страны по последнему слову моды.

— Не забудь про условие, — сказал надзиратель. — Они не должны знать, что ты узник.

— Но я нехорошо себя чувствую в этой одежде, — по­бледнел Страуд. — Как-то ненадежно в ней.

— И мне, Страуд, не по себе. А все ты. Я знаю, ты еще много бед принесешь мне.

— Не отходи от меня.

— Будь смелее. Никто не заметит, что мы неуверенно се­бя чувствуем.

— Не отходи, не отходи от меня, — Страуд был в пани­ке. — Я не люблю незнакомых людей.

Они вошли в просторную комнату, где группа орнитоло­гов с нетерпением ждала их. Собравшиеся почтительно под­нялись, чтобы приветствовать Страуда. Страуд напряженно кивнул головой.

— Если вы собрались для того, чтобы узнать секрет моего нового лекарства, уверяю вас, ваши усилия на­прасны.

Это заявление Страуда привело ученых в замешатель­ство. Они недоуменно переглянулись. Больше всех был сму­щен надзиратель.

— Просто нам было интересно увидеть вас, — сказал председатель общества. — Ваши труды приводят всех в во­сторг, мы хотели засвидетельствовать это.

— Но я готов в случае надобности посылать вам его,— продолжал Страуд. — Когда и сколько захотите. Не так ли, надзиратель ?

Надзиратель побледнел. Все из вежливости пытались улыбаться. Страуд сообразил, что допустил ошибку.

— Извините, я не представил вам своего секретаря,— сказал он. — Извольте. Всюду сопровождает меня, следит за каждым моим шагом.

— Я высоко ценю ваш талант, — промямлил надзиратель.

— И потому я называю его надзирателем. Если мне ког­да-нибудь удастся освободиться от этого ненавистного чело­века, я, наверное, снова почувствую потребность в нем. Я уже не представляю свою жизнь без него.

— В конце концов у каждого из нас есть свой надзира­тель, — любезно улыбнулся надзиратель. — А если таково­го нет, мы сами делаемся своим собственным надзира­телем.

— Садитесь, Страуд, — председатель указал на кресло. Все уселись. Разговор не клеился. — У нас есть о чем поговорить. Я думаю, что выражу мнение всех, если скажу, что мы дав­но ждали этой встречи. Нас интересует...

— Я хочу сесть у окна, — перебил его Страуд и повернул­ся к надзирателю. — Можно? Сейчас на улице самый час пик.

— Пожалуйста, пожалуйста, — растерялся председатель. — Где вам будет удобно.

— И этого ненавистного человека посадите рядом.

Создалась тяжкая и гнетущая атмосфера. Единственный,

кто ничего не чувствовал, был сам Страуд. Как это ни уди­вительно, это были самые искренние, самые чистые минуты в его жизни. Он был само естество — такой весь неуравнове­шенный, счастливый, возбужденный. Забыв обо всем, Страуд завороженно смотрел из окна.

— Вы, очевидно, ведете уединенный образ жизни, — заго­ворил наконец один из ученых и тем самым прервал постыд­ное и длительное молчание.

— Вы хотите сказать, что я веду себя среди людей как дикарь? — Страуд вскочил с места, словно ужаленный.

— Боже упаси! — тут же пожалел о своей инициативе ученый. — Я просто хотел сказать, что было бы желательно ваше присутствие на наших собраниях.

— Так позовите меня. Почему вы не приглашали меня до сих пор? — Страуд начал удивляться недогадливости этих людей. — Я с удовольствием приму ваше приглашение. Не так ли, надзиратель?

— В зависимости от обстоятельств... — натянуто улыбнул­ся надзиратель.

— Мы можем установить личные контакты и приглашать друг друга... — Страуд хотел перехитрить судьбу. — Я никогда не откажусь. Ты разрешишь, надзиратель?

— Безусловно, безусловно... если позволит ваше время...

— Я могу быть хорошим собеседником, — воодушевился Страуд, в эту минуту даже надзиратель готов был пожалеть его. — Лишь бы вам удалось завоевать мое доверие и вну­шить мне симпатию. Я должен знать, с кем я имею дело... Ты согласен, надзиратель?

— Вы совершенно правы...

— Врет он, не верьте ему! — не выдержал Страуд. И слу­чилось это не потому, что он увидел, что хитрость его не уда­лась — напротив, он вдруг поверил, что таки провел судь­бу. — Он всегда подавлял мою волю! — кричал Страуд. — Он не разрешал мне ступить без него ни шагу... Ради бога, осво­бодите меня от него! — умолял он. — Разрешите мне остаться в этом доме, разрешите... — И тут он пришел в себя. Но было уже поздно. От растерянности Страуд начал гладить надзи­рателя по голове. Оба они тяжело дышали и мечтали только об одном — как можно скорее очутиться в тюрьме.

— Не обращайте внимания, — побагровев, весь в поту, сказал надзиратель. — Иногда у него бывают подобные странности... Потому-то он и избегает публичных встреч...

После каждого его слова Страуд усердно кивал головой.

— Очевидно, наука поглощает все ваше время... — Пред­седатель пытался смягчить впечатление от инцидента.

— Если вы станете говорить о науке, я уйду, — бурк­нул Страуд. — Я сегодня хочу развлекаться. Нет ли чего вы­пить?

— Минуточку. — Председатель открыл бутылку, стояв­шую на столе, наполнил стаканы и сказал сокрушенно: — Но должен признаться, что все мы довольно-таки беспомощны по этой части. '

— Я постараюсь выполнить вашу просьбу, — раздался вдруг женский голос.

Это была единственная женщина в комнате. До этой ми­нуты Страуд не замечал ее. Он вообще никого не замечал (через несколько дней он сможет все до мельчайших подроб­ностей вспомнить и пересказать себе). Женщина была высо­кая, с длинными волосами, в черном и узком вечернем туа­лете — тот стандарт красоты, который Страуд свято хранил в своей памяти. Женщина стояла подбоченившись. Легкими шагами, не глядя кругом, не обращая ни на кого внимания, она подошла к граммофону, поставила пластинку со старым танго и пригласила Страуда танцевать. Приглашение было очень неожиданным и очень желанным. Страуд напряг па­мять, собрал все силы и отчего-то призвал на помощь слож­ную математическую формулу.