Альберт Лиханов - Встречи

— Так вот, наша задача — работать в этом направлении. И нужно переходить от слов к делу, а то много речей было произнесено перед ошланцами. Теперь надо убедить их живым примером.

Ефим зримо представил тот день, перед отъездом из МТС. Они сидели с Назаром Махневым на лавочке перед кузнечным цехом и наблюдали, как молодые трактористы проходили практику: проезжали «ворота», «змейку», учились подводить тракторы к плугам.

— И еще, Ефим, я должен тебе сказать: может статься, что нелегко тебе там будет. Сам видишь, пока лишь кучка тракторов под единым началом. Так что на помощь от нас иной раз не надейся. А вот через год мы будем сильны. Вот так сильны! — Назар сжал пальцы в кулак. — Почти полсотни новых тракторов к следующей весне будем иметь. Заживем! Ой, как здорово заживем!

Назар вытащил из кармана брюк кисет с табаком, положил его на одно колено, на втором стал скручивать из бумаги «козью ножку». Бумага была толстая, свертывалась плохо, табак крошился. Назар стряхивал его со штанин в ладошку и ссыпал в самокрутку. Когда, наконец, ему удалось смастерить цигарку и затянуться едучим дымом, продолжил разговор:

— Прежде чем стать замполитом, мне пришлось побывать во многих районах. Кое-где уже сильные МТС имеются. Но и до нас, северян, очередь доходит. Так что, брат, главная работа у нас впереди.

Напоследок замполит сказал:

— Да, вот что. Года полтора назад я был уполномоченным по коллективизации в Ошлани. Мужик там мне один запомнился. Перетягин, кажется, его фамилия. Глыба, а не человек. Говорю: — Ты чего в колхоз не вступаешь? Он в ответ: — А зачем? — Ты что, — спрашиваю, — Советскую власть не любишь? — А чаво я ее один-то налюблю?.. — отвечает.

Назар постарался скопировать ответы мужика, его интонации. Получилось довольно забавно, и оба они с Ефимом засмеялись. Но Махнев тут же посерьезнел:

— Этакую глыбу нелегко сшевелить с места. Но уж если стронешь — хорошая веха будет в чистом поле! Народ за такими пойдет!..

Ефим оторвался от мыслей. Спустился с полатей по деревянным приступочкам.

На улице возле трактора стояла девчонка лет семнадцати. На трактор она уже, видимо, успела наглядеться и теперь, чувствовалось, ждала тракториста. Увидев Ефима, девчонка спрятала за спину руки. Переборов смущение, поздоровалась:

— Здравствуйте!

И тут же, не дожидаясь ответа на приветствие, спросила:

— А может ваш трактор пять телег с землей увезти?

— Конечно, может, — Ефим с удивлением посмотрел на нее.

Из ворот ограды вышел Елохов. Он слышал этот разговор и теперь шел, улыбаясь.

— Мы вот тут с Анфиской решили: пахать-то поедем еще дня через два-три, так пока торфу на поля повозить…

Он по-отечески ласково посмотрел на девчонку.

— Это она мне подсказала мысль. Ты, говорит, дядя Осип, знаешь, почему у Балыбина такой ядреный ячмень родится? Мама каждую весну ему торф на огород возит… А я вспомнил: на Паточине целые бурты его пропадают, еще коммунары заготовляли.

Через час всполошилась вся Ошлань — по деревне шел невиданный доселе обоз. Впереди — трактор с красным лоскутом на радиаторе, а за ним подцеплены одна за другой шесть телег: столько колесного инвентаря имел колхоз в наличии. В каждой телеге — по два-три человека с лопатами, в основном парни и девушки — члены комсомольской ячейки. Анфиска стояла в головной телеге, опершись на черень лопаты.

Елохов сначала торопливо шагал рядом с обозом. Потом вскочил на полик трактора и встал рядом с трактористом.

— Ты вчера не прав был — пень хотел вывернуть! Не для того трактор! Вот надо так всегда, как сегодня! — стараясь перекрыть шум двигателя, кричал Елохов Ефиму. И тут же обернулся к Анфиске: — Песню бы сейчас надо! Песню!

Анфиску охватило такое радостное чувство, какого она еще не испытывала за свои семнадцать лет. Ей и самой хотелось петь громко и безудержно, но как назло из памяти вылетели все революционные песни, какие она узнала от Елохова и учительницы.

Как-то само собой запелось. Парни и девчата подхватили:

Голоса звучали дружно и громко. Ив оград высовывались удивленные лица ошланцев. А песня уплывала все дальше с обозом. И было в ней, такой знакомой песне, для хуторян что-то новое, необыкновенное.

Трактор, рокоча и окутываясь дымом, шустро развернулся на лугах в самой притыке леса. Земля здесь никогда еще не испытывала на себе такую тяжесть и сейчас под стальными шпорами оголилась из-под дерновых кочек черными жирными ранами.

Стих мотор, и комсомольцы повскакали с мест. Кто-то с размаху вонзил лопату в бурт, уже заросший травой, почерпнул торфа и бросил в телегу. Он мягким шлепком стукнулся о дно. И закипела работа. Захрустел дерн, послышалось учащенное дыхание, покрякивание, звон лопат о телеги. Рядом с Анфиской трудились пять человек. Иногда двое-трое, зачерпнув землю, бросали ее в телегу вместе. Звякали друг о друга лопаты. Ребята торопились, получалась заминка. Анфиска отошла в сторонку, окинула взглядом место действия:

— Стойте! Видите, что получается? Мешаем друг другу. А давайте разделимся по двое-трое на телегу… Так быстрее погрузим.

Еще дружнее закипела работа. Анфиске на пару с Антоном Журьиным, неразговорчивым, мешковатым парнем, досталась последняя от трактора телега. Перекинув длинную косу с груди на спину, девушка азартно принялась за работу.

— А ну, кто быстрее загрузит телегу? — крикнул кто-то.

Быстро вырастали черные холмики на телегах, взлетали вверх и опускались вниз, вразнобой и вместе, лопаты.

Ефим раз-другой обошел вокруг трактора, поколдовал что-то у мотора и теперь, встав на прицепную серьгу, смотрел на работающих. Разгоревшийся азарт не оставил его равнодушным. «Жаль, не догадался прихватить лопату для себя», — подосадовал Ефим.

Его взгляд остановился на Анфиске. Ефим заметил, как она украдкой смахнула пот с разгоряченного лица.

Он подошел к ней:

— Дай мне лопату. Отдохни, я покидаю…

Анфиска выпрямилась, хотела возразить. Но Ефим уже крепко держал черень лопаты, не грубо, но настойчиво тянул ее к себе. На какой-то миг их глаза встретились. Лицо Анфиски было так близко, что Ефим ощутил ее дыхание, успел за это мгновение приметить слипшиеся от влаги пряди волос на висках, ямочку на розовой щеке. И глаза… Анфиска растерянно улыбнулась, и в глазах ее заплясали искорки. А может, просто почудилось Ефиму? Он не видел ничего подобного у других. Ну, окажем, у мамы, даже у такой же семнадцатилетней Дашки, дочки соседа Пимена. Уж не отсвет ли от неба? Ефим невольно обернулся.