Василий Кондрашов - Небо выбирает нас

Перед второй посадкой Климачов не без удовольствия заметил перечеркнутое черной полоской знакомое пятно. Вот и пришел конец «фуражке» Белогурова! Еще бы разок пройтись по ней!

Легкие толчки колес о бетонку и…

— Отлично, восемь шестнадцатый! — снова похвалили с КП.

— Ух ты, ах ты! Все мы космонавты! — не нажимая на кнопку передатчика, пропел Климачов и тотчас испуганно оборвал песенку… Левым колесом истребитель соскользнул с края бетонки и сбил три ограничительных фонаря, окаймляющие посадочную полосу. Самолет неудержимо потянуло влево. Попытка вывести его на бетонный настил не удалась. Левое колесо все глубже зарывалось в набухший влагой податливый грунт. Самолет заметно накренился и с судорожными рывками стал быстро замедлять бег, а вскоре совсем остановился, не пробежав и половину посадочной полосы.

Климачов рванул вверх рычаг стоп-крана и выключил двигатель. Некоторое время он растерянно оглядывался. Сбитые колесом фонари остались позади.

Отстегнув привязные ремни и сбросив лямки парашюта, Климачов вышел из кабины. Искореженный щиток почти полностью зарывшегося в грунт колеса, глубоко пропаханный след за ним и вырванные у основания ограничительные фонари вызывали неприятные мысли. Он прошел вдоль крыла и стал лицом в степь, чтобы не видеть, как подъедут пожарная машина, «Скорая» и тягач — безотказные слуги всяких ЧП.

А земля, кажется, потемнела, пока летал — от инея ничего не осталось, весь растаял. Почерневшая трава редкими пучками устилала землю, отчего степь выглядела лоскутной и рябой. Такой она выглядит, наверно, до самых гор.

Соленый ветер с моря нагонял холод и дымчатую, пока еще малозаметную на горизонте муть облаков. Небо уже потеряло свежую синюю окраску и подернулось слабым седым налетом. К вечеру или ночью возможен дождь. Хорошо, если погода не испортится до вечера, тогда все выпускники училища успеют сделать самостоятельные вылеты. И начнется для них настоящая работа, работа в боевом полку. А для него сегодняшний день неизвестно чем кончится. Могут и списать. Ему же никто не поверит, что случайно угодил на грунт! Скажут, у этого лейтенанта не хватает внимания для таких скоростей, стоит ли с ним возиться…

Он не слышал, как подъехал тягач, не видел, как сошли с него техник самолета и командир звена. Он даже не оглянулся на оклик.

— Отлично же сел! Оба раза отлично! — сетовал с некоторым недоумением капитан Калинкин, осматривая самолет. — Тормоза как? Синхронные? Не повело при нейтральном положении педалей?

— Не повело…

— Эх, голова! Такие полеты загубил! Собирайся, Белогуров вызывает.

— Не пойду! — неожиданно отказался Климачов, с горечью наблюдая, как самолет подцепили к тягачу и техник приказал водителю трогаться.

— Тебя не мамка зовет! Садись, поехали.

Калинкин кивнул на кузов тягача и, не оглядываясь на своего ведомого, полез через борт. Климачову показалось, что последние слова командир звена произнес с иронией, мол, тебе не летать надо, а ездить…

Белогуров встретил его молча, долго разглядывал, словно впервые увидел. В эту минуту он, наверно, сожалел, что разрешил Климачову самостоятельный полет.

К удивлению Климачова, Белогуров не стал его «разносить», он лишь суховато, но с достоинством аса, как показалось Климачову, сказал:

— Самолет становится непослушным в двух случаях: при технической неисправности и когда в нем нет летчика, — проговорил и отвернулся. — Я отменил самостоятельные вылеты ваших товарищей. Они получат дополнительные контрольные.

— Товарищ подполковник!..

— Идите, Климачов. Вы достаточно хорошо показали себя в деле. Летчикам, как и минерам, времени на оправдание не всегда остается. У вас есть еще самостоятельные полеты по плановой таблице?

— Есть…

— Контрольные с командиром звена. Идите.

— А за что наказали других, товарищ подполковник?!

— Вам ясно, Климачов? И-ди-те!

Климачов все еще стоял, на что-то надеясь, растерянно и просяще глядел на Белогурова, затем вяло повернулся и побрел на стоянку самолетов. Невыносимо было думать, что из-за него не будут сегодня летать его товарищи, и эта мысль поневоле заставляла его замедлять шаг. Это ведь не Белогуров, а он отобрал у них самостоятельные полеты.

Стараясь избежать лишних встреч, Иван заторопился в военный городок. И все же за складом горюче-смазочных материалов его нагнал Калинкин. Успокоительных разговоров не хотелось.

— И как угораздило тебя с полосы сорваться! Какие полеты испортил!

— Не надо пока об этом, товарищ капитан, — чуть слышно попросил Климачов, — я знаю, где промахнулся.

— Как хочешь, — пожал плечами Калинкин. — Только и у меня на душе не лучше. Не заглянешь вечером ко мне? Поговорим. Кстати, с женой познакомлю, она только что вернулась из командировки. Вот и отметим это событие. Ну как, предложение принято?

— Принято. Когда приходить?

— В семь вечера. Устраивает?

— Меня сегодня все устраивает, кроме шумного общества.

— Белогурова склоняешь, наверно, по всем падежам. Угадал? — поинтересовался капитан.

— И себя тоже.

— Ну себя — понятно, а его со своей неудачей роднить не надо. Не по-нашему это. Пусть жесткий он, дипломатии с нами не разводит…

— С вами можно и не разводить, не первый год знакомы. А с нами следовало бы — мы еще от курсантского пота не отпарились.

— Мы же договорились, — прервал Климачова Калинкин. Впереди у них был целый вечер, когда можно не спеша о многом подумать и наговориться.

— Договорились. Значит, до вечера, товарищ капитан.

…Закатное солнце подрумянило снега в горах и как-то незаметно спряталось за высокую вершину, оставив за собой огненное зарево. А с востока наступали тучи. Климачов поглядывал на облачную лавину со стороны Каспия и с тревогой думал о завтрашнем дне. Если погода испортится, товарищи припомнят ему отнюдь не гимнастический «соскок» с бетонки.

С такими невеселыми мыслями он подошел к дому, где жил Калинкин. Постучал в дверь, прислушался. Кто-то вышел в коридор. В последний момент подумал, не выбросить ли бутылку коньяка, которую принес с собой и держал в руках. Нехорошо приходить в гости с горячительными напитками. Как это расценит Калинкин?

Но дверь открылась, и коньяк остался в руках.

— Разорился?

— Чего не сделаешь в порядке подхалимажа.

— Ну-ну, — добродушно улыбнулся капитан. — Проходи. Я один пока, жена скоро придет.

Климачов огляделся: диван под чехлом у глухой стены, стол перед окном, книжный шкаф, массивные кресла, мягкие стулья. На стенах и на полу ковры. Иван смущенно посмотрел на капитана, потом на темные пятна от ботинок и отступил к двери.

— Посмелей, лейтенант, и не пятками во двор, — с лукавинкой в глазах усмехнулся Калинкин и запел: