Василий Кондрашов - Небо выбирает нас

— Теперь о задачах сегодняшнего летного дня. Нижний край облачности довольно неустойчив и минимальный для летчиков первого класса. К тому же в облаках сильная болтанка и обледенение. Ну как, не спасуем? — Дуганов с вызовом посмотрел на Калинкина. Тот понял это как разрешение высказать свое мнение.

— Трудно сказать, товарищ командир. Облачность такая высокая, да еще тряска. Вот если бы на нее, на облачность, со стороны солнца глянуть.

В строю сдержанно засмеялись. Всем опытным летчикам было ясно, куда клонит Калинкин. Он давно выпрашивал у командира эскадрильи майора Ушакова полет на пробивание максимально возможной толщины облачности и не однажды готовился к нему, но все не перепадали подходящие погодные условия. Полет с резкими световыми контрастами представлял значительную трудность. Синее небо над головой и ослепительное солнце, а внизу десятикилометровый слой облачности и дождь — вот чего давно не ощущал капитан Калинкин.

А на этот раз Калинкину предстояло лететь по маршруту на высоте пять тысяч метров, точно и согласно расчетному времени изменить курс маршрута на поворотных пунктах и возвратиться на аэродром. И такой полет не так прост, если тряска и обледенение, если за весь маршрут не оторвать взгляд от приборной доски.

— Хорошо, Калинкин, полетите на пробивание облачности. Командир эскадрильи, он готов к этому полету?

— Готов, товарищ полковник.

— А нам как? — послышался из строя робкий лейтенантский голос.

— А вам… — Дуганов сделал паузу. — Вы полетите, когда начальник метеослужбы облака разгонит.

— Мы бы вместе помогли ему, но он обидится.

Бедный начальник метеослужбы! Он стоял рядом с командиром полка и не решался поднять голову. Ну что поделаешь! Обещал он молодым летчикам хорошую погоду, а ветер неожиданно повернул и перекроил все по-своему.

— Летчикам первого класса остаться, остальным по распорядку нелетного дня, — приказал командир полка.

В общежитие входили не спеша, снимали сапоги у порога, кое-кто еще надеялся — а вдруг позовут, остановят. Но никто не останавливал. За окном монотонно сыпал опостылевший дождь. Теоретической самоподготовкой, положенной по расписанию в таких случаях, заниматься не хотелось.

Можеров предложил:

— Забьем «козла»? — И рассыпал костяшки домино по столу. Долгое время на его призыв никто не отвечал, затем к столу подсел Климачов и еще двое.

— Рекомендую проигравшим лезть не под стол, а на крышу. Облака разгонять! — сказал Можеров.

— Этим благородным делом пусть займется твой дружок. Фонари на посадочной он лихо сбивает. Может, и облака разгонять научился…

— Ну и жизнь пошла! Не справа, так слева, но ущипнут.

Можеров решительно отодвинул костяшки домино на край стола, дав понять, что играть отказывается.

— Когда же наконец будем летать! Да так, чтобы пришел с полетов и свалился от усталости.

— Не спеши. А вдруг не окажется в твоей фамилии ни одного ударного слога — куда денешься? — с ехидцей спросил круглолицый, малого роста лейтенант.

— За меня не беспокойся, хоть один, да найдется, как у каждого небесфамильного. Дай-ка, Ваня, гитару! Плакать не умею, а чувствую — скоро захныкаю.

Климачов подал гитару и, положив ноги на стул, лег на кровать и прикрыл глаза.

Можеров обхватил пальцами гриф гитары, задиристо глянул на скучающих лейтенантов:

— Все мы мокрые вороны со значками пилотов — от непогоды прячемся. Давайте хоть здесь я костерок разожгу, пока время наше не подошло, а вы дровишек подбросьте. Глядишь, и подсохнем!

Климачов любил слушать Виктора. Пел он задушевно, негромким голосом, что как-то не вязалось с его могучей фигурой. Когда при случае Можеров затягивал под гитару свои коронные «Черный ворон» или «Выхожу один я на дорогу», а то и что-нибудь из курсантского фольклора, не заслушаться было невозможно. В полку появился недавно и сразу стал своим среди тех, кто с полным нравом мог сказать о себе: «Сурова жизнь, коль молодость в шинели и юность перетянута ремнем». Можеров открыто гордился своей северной родиной — Вологодчиной и, вероятно, втайне — богатырским телосложением. В училище подозревали, что он и форму носит из-за этого на номер меньше: сапоги в икрах по швам ползут, пуговицы на тужурке на ребро встали — нитки от натуги трещат.

Но, ко всеобщему удивлению, у Можерова никогда ничего не лопалось и пуговицы при любых обстоятельствах были на месте. А когда его спрашивали, много ли таких, как он, вымахало на вологодской земле, он, не задумываясь, отвечал: «У нас все такие».

Сегодня в репертуаре Можерова отсутствовали коронные песни, и поэтому Иван слушал друга, что называется, вполуха. Его перестала терзать неудача первого самостоятельного шага в небо — много об этом уже передумано.

Мысли его были сейчас о другом: о недавней встрече с Леной, которая теперь, оказывается, Калинкина, жена его командира.

Собственно, сама встреча не была для Климачова неожиданной. От родителей Лены он знал, что в его отсутствие она, выйдя замуж за летчика, поехала с ним в эти места. Климачов после окончания летного училища с дипломом отличника мог бы выбрать любой военный округ, но выбрал именно этот. Зачем? Что можно теперь изменить, когда Лена замужем, да и сам он женат? Напрасно погнался он в этот степной край за призраком любви. Но желание увидеть Лену было сильнее его, он ничего не мог с собой поделать. И вот он здесь — пока один, но скоро приедет жена, и что будет тогда?..

Климачов не слыхал, как Можеров ударил по струнам гитары и перешел к фольклору:

Но он не успел закончить и куплета незатейливой частушки, как в комнату вошел Белогуров, по каким-то причинам он не был запланирован на полеты в сложных условиях.

Все встали, приветствуя командира. Белогуров прошел на середину комнаты и остановился прямо против Можерова. Наверное, он посчитал его ответственным за сорванную самоподготовку молодых летчиков. Если им и разрешили заниматься в своих комнатах, а не в классе, это не значило, что они должны вовсе отказаться от занятий.

— А дальше что там? — обратился он к Можерову.

Можеров молчал, зная по опыту в училище: если уж попался, то выгодней подольше не раскрывать рта, чтобы поменьше получить.

— Я про корову спрашиваю, — напомнил Белогуров, жестко глядя на Можерова.

— «Кормят как цыпленка, доят как слониху», — с детской невинностью на лице ответил Можеров. Подобное выражение спасало его иногда в училище от нарядов вне очереди.

— Похвально, лейтенант. Знаете толк в частушках. А теперь скажите: сто метров высоты, горит двигатель — ваши действия?

— Перекрываю подачу горючего к двигателю, нажимаю на кнопку тушения пожара и одновременно набираю высоту. Если пожар не прекратился и нет возможности сесть на вынужденную, катапультируюсь.