Василий Кондрашов - Небо выбирает нас

— Высота три тысячи метров, сорвались в штопор. Ваши действия? — вдруг обратился Белогуров к офицеру в выцветшей демисезонной куртке.

— А я не летаю. Техник я. Из другой части недавно переведен, — оробев, ответил техник и скосил глаза на спасительную дверь. В эту минуту он, наверно, пожалел, что заглянул в гости к летчикам. Надо было сбежать, пока Белогуров разговаривал с Можеровым, а теперь момент упущен, и не то что ногой — языком шевельнуть боязно.

— Та-ак, — недовольно произнес Белогуров и, забыв про техника, снова посмотрел на Можерова, который так же, как и техник, не решался отступить к стене, к товарищам, чтобы хоть немного ослабить слишком уж пристальное внимание к себе.

— Тогда этот вопрос относится к вам, лейтенант… э-э-э…

— Можеров, — подсказал кто-то услужливо.

— Можеров.

— Как сказал великий Кабус, я не ручаюсь за точность его слов, товарищ подполковник, полет на современном реактивном истребителе не менее сложен, чем полет на космическом корабле, и требует максимум мужества и дисциплинированности, — выпалил на одном дыхании Можеров и, не мигая, уставился на Белогурова.

— Мудрые мысли, лейтенант Можеров, — ответил Белогуров, и в его голосе проскользнула настороженность. Летчики — народ с юмором и выдумкой. С ними надо быть начеку. А Можеров действительно чем-то интересен. Нашел же как ответить командиру полка: каждый слог ударный. Вот и сейчас…

И тут Белогуров заметил лежавшего на кровати Климачова. Он спал, на лице его то появлялась, то исчезала улыбка.

Можеров с тревогой проследил за взглядом Белогурова и ругнул себя: не мог сразу же при появлении командира разбудить Климачова. И как только он умудрился уснуть при таком гвалте! Вот уж не везет так не везет. Не отвертеться теперь Ивану от патрулирования на железнодорожной станции. Как бы не нарваться к нему в заместители! Ивану, конечно, не помешает побродить с красной повязкой. Тоже мне — пахарь! Шасси с плугом спутал!

— Разбудите! — кивком головы Белогуров указал на Климачова.

Проснувшись, Климачов увидел за спиной Можерова строгое лицо подполковника Белогурова. Но встал не торопясь: трусливая суета не найдет сочувствия у товарищей. Он встал так, как обычно вставал в училище в выходные дни, когда старшина был менее требователен.

— Дома вы так же? — услышал Климачов, еще до конца не вникнув, о чем же его спрашивает Белогуров. Кажется, о доме. А что дома? Дома все в порядке. Мать пишет, что жива-здорова, первой дояркой в колхозе стала. О жене рассказывает, нравится она ей: «И трудолюбивая, и ласковая, и красивая — ни один парень в селе не пройдет мимо, чтоб не заглядеться. Уж куда лучше Лены Алентьевой».

— Я вас спрашиваю, лейтенант! — донесся, словно издалека, властный голос Белогурова.

— Да все в порядке, товарищ подполковник. Мать благодарность за работу получила, жена… — Климачов недоговорил и нахмурился, заметив улыбки товарищей.

— Заспались, лейтенант! — Белогуров отошел к ближней тумбочке и взял лежавшую на ней книгу. — Жорж Сименон… Комиссар Мегрэ на взлетной полосе! — с иронией проговорил Белогуров. — Можно и Мегрэ. В свободное время. — Он закрыл книгу и положил на тумбочку, затем придирчивым взглядом окинул комнату. — М-да, непохоже, что здесь живут офицеры. Спят не раздеваясь. Да и грязновато. Как же вас в новую гостиницу переселять?

— Нас в училище не только грязь убирать учили, но и летать, — сказал Можеров.

— Знаю — летать хотите. Похвальное стремление. Но надо помнить: не все дается на ура. Будет солнечная погода или облачность поднимется — будете летать.

— Она была уже… солнечная, — напомнил Можеров о том летном дне, когда из-за ошибки Климачова Белогуров отстранил всех молодых летчиков от самостоятельных полетов. — Мы в боевом полку, а наше настроение, можно сказать, не боевое.

— Настроение ваше нам вполне понятно. Но и вы должны понять командиров. Мы не видели ваших полетов в училище, а в боевом полку привыкли оценивать летчиков по их делам, а не по документам. К сожалению, ваш лучший представитель, по документам разумеется, показал себя далеко не с лучшей стороны, — и Белогуров бросил короткий взгляд на Климачова. — Метеорологи обещают в скором времени хорошую погоду. Так что ждите.

— Обещают, — с ухмылкой ответил Можеров. — Поручите погоду капитану Калинкину, и летный день для нас будет обеспечен.

— Вы плохо воспитаны, лейтенант. До свидания, товарищи офицеры!

Белогуров, не оглядываясь, вышел. В комнате оживились, заговорили, перебивая друг друга.

— Теперь держись, невоспитанный лейтенант!

— Как ты ему про Кабуса завернул!

Можеров, не слушая шутливые реплики товарищей, нашептывал в ухо Климачову:

— Давай на рыбалку сходим. По теории мы уже самоподготовились, а полеты для нас не предвидятся.

Климачов с какой-то обреченностью согласился.

На рыбалку отправились с одной удочкой, прихватив в столовой для наживки немного теста, а для себя пол-буханки черного хлеба. Нашлась бы и вторая удочка, но Климачов запротестовал: хватит и одной.

От городка удалились километра на два, постелили на берегу камыш толстым слоем и сели.

— А что? Неплохо, — оценил Можеров, — и полежать можно. Забрасывай!

Климачов забросил: не разматывая лески, кинул в воду удилище.

— Умно сообразил, — упрекнул Можеров. — А удочка, между прочим, чужая. Как ты смотришь на это?

— Как и ты, — равнодушно ответил Климачов, разжевывая поджаристую корку хлеба, и добавил: — Пусть плывет. Что тебе — жалко?

— Да не жалко, — неопределенно пожал плечами Можеров, не понимая, почему Иван выбросил удочку, — только чем ловить будем?

— А не будем. Посидим поговорим. Мы ведь давно с тобой не сидели вот так. Вспомни, когда это было?

Можеров наморщил лоб, припоминая, но, видно, так и не вспомнил.

— В училище, должно быть…

Где-то в глубине облаков прокатился раскатистый гром пролетевшего истребителя. Можеров поднял голову и с завистью проговорил:

— Лета-ают! А мы рыбу удить пошли…

— Ты же любитель.

— Это когда тут спокойно, — ответил Можеров и положил ладонь на грудь. — Знаешь, Вань, все-таки зря ребята недовольных из себя корчат, ну, что в глухомани служить приходится. Чего скрывать — скучное место, леса нет совсем… Я тоже приехал — от счастья не задохнулся. Но чувство это как пыль дорожная, зашел в душ — и нет ее. Летняя жара в крайнем случае стерпится, степь приглядится.

— Мне еще долго не отмыться…

— Странно, что слышу это от тебя. В слабаках ты никогда не числился, в училище летал — немногие за тобой могли угнаться. — Можеров пристально посмотрел на товарища. — Что с тобой происходит?

— Не смотри на меня так — не рентген, не просветишь.