Василий Кондрашов - Небо выбирает нас

Старик, на лице которого при виде офицеров морщинки разгладились, был явно расположен пригласить их в гости без всякого дипломатического вступления.

— Здравствуйте, дедушка! Нам бы воды попить, — сказал Климачов.

— Салам алейкум! — почтительно поклонился дед и протянул руки в сторону открытой двери в дом.

Можеров шел за Климачовым и, когда услышал за собой угрожающее рычанье, бросился в дом так, что из-под ног полетели ошметки грязи.

— Черт не нашего бога! — ругнулся он вполголоса, выглядывая из-за двери.

Старик что-то сказал виновато и отогнал собаку.

За непривычно высокий порог переступили осторожно, в коридоре было темновато, и боялись, как бы не задеть за что-нибудь. Вслед за стариком вошли в светлую комнату. Весь пол был застлан толстой кошмой и почти сплошь покрыт коврами, лишь перед порогом оставался серый квадрат.

— Давай иди, — пригласил старик с радушием доброго хозяина и улыбнулся. Он бросил на пол три подушки в красных наволочках, подошел к гостям. Сухими в землистых трещинах пальцами уважительно тронул погон Можерова, затем неловко стал расстегивать туго сидевшую в петле верхнюю пуговицу на шинели.

— Не надо, дедуль, я сам, — смущенно запротестовал Можеров.

— Да, да… Сам, — сказал в ответ старик и вышел в смежную комнату, из которой вскоре появилась пожилая женщина. Она раскатала на коврах рулон клеенки, разложила вокруг нее небольшие пестрые матрацы.

В простенке между окон на тонких ножках прижался к белой стене телевизор «Горизонт», над ним висел красный вымпел «Лучшему чабану колхоза», а еще выше — фотография бравого солдата с орденами и медалями во всю грудь. Правее в двух больших рамках под стеклом еще несколько фотографий, но от порога Климачов не смог рассмотреть их, да и не спешил. Кажется, все шло к тому, что они задержатся здесь надолго.

Вернулся старик и пригласил гостей к столу — на матрацы вокруг клеенки, на которую хлопотливая женщина уже успела поставить холодное мясо, сливочное масло, печенье и яблоки. Предвкушая хороший обед и довольно потирая руки, проголодавшийся Можеров все никак не мог удобно усесться за экзотический стол. Он пытался по-турецки подогнуть под себя ноги, но это не удалось.

Можеров удивленно покосился на Климачова, спокойно и свободно восседавшего на мягком матраце. Он даже не касался спиной подушки, услужливо подложенной хозяйкой. Точно такую же Можеров ощущал и за своей спиной.

«Тоже мне, турок! — подумал Можеров, досадуя на себя, что не может пристроиться у стола. Коротко глянул на хозяина, не подскажет ли он, как поступить с подушками. — Ох, эти обычаи.. В конце концов не спать же на них! Может быть, дали их вместо стула?!»

В комнате было жарко и душно. На краю клеенчатого стола горела керосинка. Женщина сняла с нее кипящий чайник и разлила по пиалам душистый чай. Первую пиалу подала старику, тот передал ее Можерову.

Как подметил Климачов, хозяин почему-то чаще обращался к Можерову. Это не так уж и плохо — не придется отвечать на вопросы старика. В голове, как в огороде поздней осенью, пустота и беспорядок. Это, наверно, от плохой погоды и очередной отсрочки полетов. К тому же он никак не мог заставить себя не думать о Лене. Сегодня он неожиданно встретился с ней. Не сказав «здравствуй», не пожелав доброго утра, он только приостановился и онемевшим вдруг языком еле слышно прошептал: «Я буду ждать тебя завтра… в семь вечера у дальнего разрушенного моста». И прошел мимо, не оглядываясь…

— Офицеры? — спросил старик и потрогал погоны Можерова.

— Офицеры, дедуль, — ответил Можеров и поставил на стол опустевшую пиалу. — Ни разу в жизни такого чая не пил! — не забыл похвалить он хозяйку. — Вот это заварочка!

— Якши! Караша! — заулыбался польщенный старик и что-то сказал женщине. Та встала, принесла граненые стаканы и бурдюк с вином. Он деловито разлил по стаканам вино и жестом предложил выпить.

Можеров отпил немного вина и указал на портрет фронтовика, висевший над телевизором.

— А этот как вам доводится? Хоро-ош!

— Моя это… — со счастливой грустью ответил хозяин. — Молодой был…

Климачов с некоторым недоумением посмотрел на старика, затем на портрет, снова на старика — действительно похож: и нос, и глаза… «Вот это старик! Вот это «жизнь прошла вдалеке от крутых событий века»!..»

— Да-а! — невольно воскликнул Климачов, продолжая с восхищением разглядывать чабана. — Лихо же вы повоевали! Жаль, по-русски вы не очень…

— Мало-мало забывал.

— Ничего, дедуль, не в этом дело — в человеке.

— Поднимем за деда-фронтовика, Иван, — с чувством предложил Можеров.

— Будь здоров, отец! — Климачов протянул руку к старику с полным стаканом, благодарно посмотрел на него и подумал: «Такие, как ты, сломали Гитлера. Сколько вас, внешне непохожих на героев, мы встречаем, а проходим мимо, не замечая. Ты с честью защитил нас, дед. Не ордена тебя звали в бой и не слава…»

— Спасибо, спасибо, — растроганно повторял старик и, протянув руку, с нежностью погладил погон Можерова.

— Мой командир, белорус, молодой был… Как ты. Сталинград остался… Убили. Война, люди гибнут. Черные дни.

Он говорил медленно, трудно подбирая русские слова. От его усталых глаз исходило то неповторимое тепло мудрости, которое бывает у людей, многое повидавших в жизни. И видно было, как хотелось старику рассказать о своей юности, но, не находя слов, он лишь с молчаливой гордостью посматривал то на офицеров, то на свой портрет на стене, как бы сравнивая. Глаза его повлажнели, и он, чтобы никто не заметил этого, потянулся к бурдюку с вином, налил гостям и себе.

— За дружба! За солдат!

— За дружбу, дедуль, за степь и за небо!

Так они и сидели втроем, сидели долго, допоздна. Женщина давно ушла по своим делам. Мужчины даже не заметили ее ухода. Казалось, что они много лет знакомы друг с другом, но долго не встречались и вдруг выпал случай. Разговорам не было конца…

Был одиннадцатый час ночи, а совещание командования полка все еще продолжалось в прокуренном помещении штаба. Полковник Дуганов доложил, как обстоят дела с подготовкой молодых летчиков.

— Белогуров первоклассный летчик, знает, как трудно переживают пилоты оторванность от неба. Однако он совершил ошибку, отстранив от самостоятельных полетов однокашников Климачова. Создается впечатление, что Белогуров подстраховался — побоялся взять на себя ответственность. Впрочем, ответственность за безопасность полетов лежит на всех нас. А все ли мы чувствуем ее? Ведь никто не сказал подполковнику Белогурову, что он подстраховывается: как бы чего не вышло. В этом есть и моя вина — не решился отменить приказ своего заместителя. А между прочим, задача у нас одна: молодежь должна летать высоко, не страшась никаких погодных преград. Иначе не стать летчиком…