Василий Кондрашов - Небо выбирает нас

Кортунов присел на скамью возле изгороди, чтобы удостовериться, действительно ли он слышал песню, или это ему после затянувшегося совещания просто почудилось. Из ближнего проулка легко и невесомо выплывала лошадь, запряженная в телегу.

Он решительно вышел на дорогу с намерением остановить лошадь и выяснить имена «певцов».

На передке телеги сидел пожилой горец, за ним полулежа на сене — два офицера. Заметив Кортунова, они оборвали песню и мешковато сползли с телеги, встали плечом к плечу, стараясь не покачиваться.

Кортунов не знал, что предпринять. Самый простой выход — накричать на них, пригрозить, но все это вряд ли поможет. Сделать вид, что он на сей раз снисходителен и пусть идут себе в общежитие? Куда проще. Но товарищи увидят их такими, а дурной пример, как говорят, заразителен.

— Кажется, попались…

Кортунов наконец-то разглядел в тумане лейтенанта Можерова, а рядом с ним Климачова.

— Извиняться не будем? — спросил друга Климачов; не дожидаясь ответа, утвердительно кивнул. — Я так и понял — не будем.

Но Кортунов не ответил на вызов.

— Завтра, товарищи летчики, ваши однополчане и ваши друзья по училищу будут летать. Надеюсь, вы понимаете меня.

— Насмотрелись мы на эти летные дни, товарищ подполковник!..

— Начальник! А, начальник! — перебил Можерова чабан. — Они моя гостем ходили! Ругайся некарашо.

— Спасибо, что привезли, а то бы в степи заблудились. Поезжайте домой, мы разберемся, а вы, — и Кортунов устало посмотрел на офицеров, — а вы ночевать пойдете ко мне.

— Как это — к вам? — не понял Климачов. Он уже приготовился получить от замполита нагоняй с «ценнейшими» указаниями, а он к себе домой приглашает.

— Вы не ослышались — ко мне.

— А если мы… не пойдем? Нам и в общежитии неплохо, — поинтересовался Можеров.

— Считайте это приказом.

Климачов, облокотившись, сидел за столом и в запотевшее окно смотрел на улицу. Со стороны могло показаться, что он ждет кого-то, и ждет безнадежно долго, отчаявшись увидеть. Но вот в чуткую тишину комнаты откуда-то вошла завораживающая мелодия русской песни. Она так легко и так непринужденно сливалась с настроением Климачова, что он боялся пошевелиться и спугнуть ее. Она уносила его от мелкого суетного бытия, от слезливой закавказской зимы в далекую волжскую сторону…

Ясным видением выплыло из жаркого марева лета перестоявшее пшеничное поле. Расстегнутую рубаху-безрукавку, выпущенную поверх брюк, слабо шевелил срывающийся из раскаленного Заволжья ветер. Сухо и безрадостно шелестели возле ног туго набитые зерном колосья. У лесного колка сиротливо застыл рыжебокий комбайн. Еще вчера, когда председатель колхоза просил Климачова заменить неожиданно заболевшего комбайнера, Иван и не думал приходить сюда. И уговоры матери, ее робкое напоминание о нехватке механизаторов, не разжалобили Климачова: в страду механизаторов всегда недостает. Он и сам в школьные каникулы не одну неделю отработал помощником комбайнера. Правление колхоза его работу даже грамотой отметило! Но вчера он не мог откликнуться на просьбу председателя колхоза — ему оставалось всего одну неделю жить в родном селе. Одна неделя — и он по разнарядке военкомата уезжает навстречу своей мечте — сдавать экзамены в летное училище. А ему ведь еще надо проститься с друзьями, с Леной. Ну как он мог согласиться?

Теперь, когда прошло время, он знает, почему вернулся на это поле: оно должно было сохранить в его сердце память о родной стороне.

Климачов вздохнул. Заключительный аккорд песни: «Шумит, шумит высокая пшеница, и ей конца и края не видать» — прозвучал особенно зазывно и широко. И ему показалось, что голосом певицы с ним только что разговаривало его хлеборобное поле на далекой Волге.

Оборвалась мелодия, закружилась новая, с удалью и весельем. Климачов прислушался: музыка звучала в соседней комнате, где жила официантка офицерской столовой Соня Тримасова. Он не был знаком с ней, в столовой она его просто не замечала. Поэтому он долго раздумывал, удобно ли зайти к Соне послушать музыку. Если кто увидит, разговоры пойдут по городку. А про нее и так разное плетут…

Тримасова будто бы и не удивилась, когда после негромкого стука вошел Климачов. Не решаясь пройти, он стоял у двери и смотрел то на девушку в легком ярком платье, то на вращающийся черный диск пластинки…

— И тебе не страшно, Климачов, заходить к одинокой девушке?

— Хотел музыку послушать. Хорошие у тебя пластинки.

— Какие там хорошие, — махнула рукой Тримасова. — Модные диски мне не купить — дорого. А эти старые от мамы привезла, — сказала она, словно оправдываясь. — Да ты проходи, садись, чего стесняешься.

Климачов присел у края стола, где лежала стопка пластинок в потрепанных конвертах.

— Моды приходят и уходят…

— И возвращаются.

— И возвращаются, — согласился Климачов. — У нас в селе молодежь за модой тоже наперегонки гонится, диски с джазовой музыкой на танцах крутит. А приезжаю в отпуск — дом у нас большой, полсела собирается за праздничным столом, да как запоют под гармонь, будто сила в тебе прибывает. Поют, о жизни своей думают, о земле, на которой живут, и никто про модные песенки не вспомнит. В общем, мода к нам за праздничный стол и не заглядывает, стесняется.

— Ну, в городе она бы не постеснялась, — усмехнулась Тримасова и словно ненароком провела ладонью по густой шевелюре Климачова.

— Поставь вот эту… — Климачов на мгновение запнулся, хотел отложить пластинку и взять другую, но раздумал.

— «Услышь меня, хорошая». — Соня лукаво глянула на него. — На полную громкость включу — все равно не услышит. Далеко твоя хорошая. — Она подождала, что ответит Климачов, но он молчал. — А классическую музыку ты любишь?

— Я дома пластинки с русской оперной музыкой собирал и вместе с матерью вечерами слушал. Как-нибудь привезу. Мне нравится и западная музыка, особенно эстрадная. Но больше всего русские песни!

— Я тоже люблю слушать народные песни, особенно когда их поют на свадьбах, — ответила Соня и задумалась.

Климачов с грустной улыбкой посмотрел на нее.

— Выходила бы ты замуж, Сопя.

— А ты возьмешь меня?

— Меня уже самого взяли.

— Ой, надежно ли! — засмеялась Тримасова. — Что-то не едет твоя хорошая. Засиделась где-то. Да и ты, я вижу, не слишком заждался!

Климачов не знал, что ответить, да и отвечать не хотелось. Он посмотрел мимо Тримасовой в окно, заметил, что темнота сгустилась, и сказал, словно извиняясь:

— Пора мне…

…Перед тем как пойти на свидание с Леной, Климачов долго думал, как одеться. Вырядиться в парадное? Но ей наверняка примелькались золотые погоны и гордые «крабы» на высоких тульях фуражек. А орденов он пока не заслужил.