Алексей Горбачев - Подвиг доктора Бушуева

— Вот. Матвей Тихонович, сделать бы вашему больному клинический анализ крови, произвести бы рентгенографию… Но мы, к сожалению, лишены этой возможности… Попробуйте хлористый кальций, если вам удастся раздобыть лекарство…

— Спасибо, попробую.

Оставшись наедине с Майей, Фёдор Иванович снова заговорил о красноармейце. Думая, что она станет упорно отнекиваться, — знать, мол, ничего не знаю — он готовился привести ей такие доказательства, против которых трудно возразить, которые невозможно опровергнуть.

Но Майя с неожиданной откровенностью сообщила:

— Не беспокойтесь, ваш красноармеец переправлен к партизанам.

— К партизанам? — переспросил изумленный доктор. — Но каким образом?

— Обыкновенным. К Соколовой пришёл надёжный человек, назвал ваше имя и увёл красноармейца.

— Понимаю, теперь все понимаю! — оживлённо подхватил Фёдор Иванович. — Я не сержусь, что ты воспользовалась моим именем, нет не сержусь. Раньше мне только казалось, что ты не можешь быть другой, не сможешь остаться в стороне, а теперь убедился — ты с ними, с партизанами. Правда?

— Правда, — ответила она.

— Но почему, почему скрывала?

Майя улыбнулась.

— Так нужно было, Фёдор Иванович. А теперь, как видите, не скрываю.

Он одобрительно смотрел на операционную сестру, с которой рука об руку проработал десяток лет. Ему припомнился тот первый день, когда, главврач привел в ординаторскую молоденькую девушку, только что окончившую медицинский техникум, и сказал:

— Вот ваша операционная сестра.

В те дни доктор Бушуев сам только начинал хирургическую практику, и ему, естественно, хотелось, чтобы операционной сестрой была пожилая опытная женщина, немало потрудившаяся с другими, настоящими хирургами. Он даже собирался сказать об этом главврачу, но белокурая голубоглазая девушка пришлась ему по душе. Когда он спросил: «А что вы умеете делать?» — она просто и доверчиво ответила: «Пока ничего».

Фёдор Иванович тогда рассмеялся.

— И я пока почти ничего не умею делать. Значит, будем учиться вместе.

И они учились.

Прошли годы. Фёдор Иванович никогда не жалел о том, что согласился работать с неопытной молоденькой девчушкой. Она стала ему верным товарищем, надёжной помощницей.

— Послушай, Майя, очень прошу тебя, скажи товарищам, что я тоже хочу быть с ними, только с ними, другого пути у меня нет и быть не может. Скажешь?

— Постараюсь, — радостно ответила она.

Голь на выдумку хитра, говорит пословица, и смысл этой мудрой пословицы теперь стал особенно близким и понятным Фёдору Ивановичу. Хотя в больнице не хватало бинтов, лекарств, инструментов, он всё-таки отваживался оперировать в своей крохотной и совсем неудобной операционной.

Зная о бедственном положении больницы, сами пациенты старались помочь доктору Бушуеву: одни приносили порошки, таблетки, флаконы с микстурами и каплями, сохранившиеся в домашних аптечках; другие несли марлю и вату; третьи ветошь — старое выстиранное бельё. Предприимчивые Майя и Маша (соседка Маша тоже работала в больнице, санитаркой) превращали дареную ветошь в аккуратные валики бинтов. У Майи, заведовавшей больничным хозяйством, вскоре появились кое-какие запасы бинтов и лекарств.

На редкость изобретательным оказался старик Игнатов. Тот где-то раздобыл заброшенный автоклав и отремонтировал его, потом сделал стеклянный шкафчик для инструментов, похожий на тот, какой стоял когда-то в просторной операционной городской больницы.

— Ничего, Фёдор Иванович, обживемся, устроимся, — бодрился Игнатов. — Была бы кость, а мясо нарастёт, — добавлял он.

— Что же нам, век здесь работать? — заметил Бушуев.

— Век не век, а малость потерпеть придётся. Потерпим. Народ мы терпеливый, не всегда туче быть, выглянет и солнышко.

Не отставал от других и доктор Безродный. На днях он приволок огромный, как детское корыто, хромированный стерилизатор с набором хирургических инструментов.

Увидев такое богатство, Фёдор Иванович застыл от приятной неожиданности, не в силах оторвать завороженного взгляда от пинцетов, скальпелей, зажимов.

— Спасибо, Матвей Тихонович, — растроганно поблагодарил он. — Где вам удалось раздобыть этакую роскошь?

— На базаре купил. Теперь на нашем базаре можно приобрести всё, что угодно, — живо ответил Безродный и взглянул на Майю, точно хотел определить, как она относится к такому дорогому подарку больнице.

Но Майя почему-то оставалась равнодушной. После она сказала Фёдору Ивановичу.

— Я догадываюсь, откуда эти инструменты. Бывший заведующий городской аптекой припрятал, а теперь на барахолке разбазаривает государственное имущество.

— Но это возмутительно! — с гневом воскликнул Фёдор Иванович. — Нужно отобрать у него всё аптечное имущество.

— Постараемся, — заверила Майя.

Порой доктору Бушуеву казалось, что город наводнён одними больными людьми. Когда бы ни пришёл он в больницу, в тёмном барачном коридоре уже теснились пациенты, терпеливо ожидая приёма врача. Он готов был сутками не выходить из барака, лишь бы только хоть чем-нибудь помочь каждому. А помогать было трудней и трудней, потому что всё чаще ему доводилось видеть почти совсем забытые болезни — авитаминозы и дистрофии. Фёдор Иванович знал, что для лечения подобных больных лекарство известно всякому — хорошее питание.

Однако назначение такого лекарства прозвучало бы сейчас открытым издевательством, люди в городе сплошь голодали.

Особенно тяжело было принимать истощённых детей. У Фёдора Ивановича сердце ныло от боли и жалости, когда он видел сморщенных, вялых ребятишек, похожих на маленьких старичков. Дети были тихими и неразговорчивыми, а если и отвечали доброму дяденьке доктору, то только шёпотом. Дети — и вдруг шёпотом! А как зазвенели бы ребячьи голоса, если бы накормить… Если бы, например, вон тому пятилетнему мальчику, которого бабушка вновь привела на приём, да назначить бы самое обыкновенное лечение — молоко с вкусным ситным хлебом, да вдоволь дать ему полакомиться сладостями, фруктами — его болезнь, фурункулы, как рукой сняло бы. А то вторую неделю ходит с внуком бабушка в больницу, сама извелась, глядючи на малыша, а цепкая болезнь не отступает.

— Ничего, брат Миша, крепись, Михаил Сергеевич, — подбадривал мальчика Фёдор Иванович, а сам думал о том, сколько, сейчас обездоленных, голодных малышей.

Он открыл ящик стола и достал оттуда завёрнутый в бумагу свой обед — кусок хлеба, намазанный маргарином.

— Ну-ка, брат, возьми для подкрепления, — ласково сказал он, протягивая мальчику хлеб.

Миша взглянул на бабушку, точно спрашивая: можно ли взять, потом с неохотой отвернулся от доктора.