Алексей Горбачев - Подвиг доктора Бушуева

— Медики, а перевязку не умеем сделать, — проговорила Майя и сдернула с пальца бинт. — Нужно хоть йодом смазать, чтобы не было заражения.

Она медлила, обдумывая, что делать, как поступить. Ясно было только одно: нельзя отпускать от себя Безродного, нужно удержать его любыми средствами, пока в больницу не придёт кто-нибудь из товарищей, тогда они решат…

А Безродному не терпелось. Было заметно, что он спешит.

— Как действует на тебя весна? — спросила она и заглянула ему в глаза. За последнее время Безродный постарел, осунулся, под глазами у него появились мешки.

— Какая там весна — скука, — ответил он и отвёл глаза в сторону.

— И мне тоже скучно, — притворно вздохнула Майя. — А ты совсем не замечаешь.

Он удивлённо посмотрел на неё.

— Да, ты ничего не замечаешь, — продолжала она, следя за ним.

— Извини, я спешу.

— Хочешь покинуть меня? — с обидой спросила она. — А мне так хочется побродить берегом речки, там сейчас красиво. Помнишь, мы когда-то ходили с тобой, — медленно, растягивая слова, говорила Майя. В мозгу снова лихорадочно билась мысль: «Что делать? Как быть? С кем посоветоваться?»

— За последнее время ты совсем изменил своё отношение ко мне, — вслух продолжала она, делая обиженный вид.

— Да и ты не балуешь меня своим вниманием, — ответил он, подозрительно косясь на собеседницу. Он силился по поведению, по тону голоса девушки понять, чего от него хотят и почему строгая и недоступная Майя заговорила с ним по-другому, почему она так всполошилась, увидев его перед тумбочкой.

— Всё-таки давай сходим на речку, — предложила Майя.

— С удовольствием, давно там не был, — вынужденно согласился он, решив действовать осторожно, чтобы своим поведением не вызвать никаких подозрений. Он пойдёт с ней на речку, он побродит часок для отвода глаз, а потом поспешит, к полковнику Дикману. Полковник примет его в любое время.

По дороге Безродный старался быть вежливым кавалером и занимательным собеседником. Он пошучивал, говорил о всякой всячине, пытался острить.

Подойдя к речке, он сказал:

— Хорошо бы выкупаться…

— Неплохо, но вода, наверное, холодная да и не одета я для купания, — отказалась она и, взяв его под руку, мечтательно говорила: — Если бы не война, мы не знали бы с тобой комендантского часа и бродили бы здесь всю ночь, до рассвета. Можно было бы отправиться вон туда, в рощицу, за ландышами.

— Помню, ты ландыши любила… А знаешь, можно пойти за ними и сейчас, — неожиданно предложил Безродный, глаза его заблестели, как бы говоря: зачем упускать такой удобный случай. — Идем, идем, — настойчиво звал он. Прижимая её руку, Безродный что-то говорил, но смысл его слов не доходил до сознания Майи. Она машинально поддакивала и думала о своём.

— Да ты меня совсем не слушаешь, — обиделся Безродный.

— Слушаю, слушаю, — встрепенулась она. — Ты посмотри, сколько ландышей. Что же ты стоишь? Собирай цветы. Я хочу, чтобы их у меня было много, много…

— Сегодня я не могу отказывать тебе, Майечка.

Она видела, как он торопливо стал собирать цветы, вырывая их чуть ли не с корнями, и ей казалось, будто каждый цветок с душистыми белыми колокольчиками он вырывал у неё из сердца.

— Ну, хватит? — спросил Безродный, поднося ей пучок ландышей.

— Ещё, ещё, — капризно приказывала она.

Безродный усмехнулся — всё складывалось как надо…

Майя заметила эту недобрую усмешку, и ей стало жутко, так жутко, что хотелось броситься прочь из прохладной рощицы, куда уже по-воровски подкрадывался тревожный сумрак. Но убегать она не может, нет, она подавит в себе этот минутный страх и не сведёт глаз с Безродного. Безродный предатель, в его руках тайна бинтов, он может выдать её гестаповцам — тогда всё пропало…

Он подошёл к ней с огромным букетом ландышей.

— Теперь хватит? Посмотри, сколько. — Бросив цветы, Безродный положил ей руки на плечи. — Присядем. Травка мягкая, душистая, и мы одни.

Майя стряхнула его руки.

— Ну зачем же… Ты сама привела, — растерянно пробормотал он.

Он прав: она сама привела его сюда, потому что не знала, что делать, она и сейчас ещё толком не представляла, как поступить дальше, чтобы лишить Безродного возможности выдать партизанскую тайну. И вдруг вспыхнула спасительная мысль. Ну как раньше не пришло ей в голову отвести Безродного к кому-нибудь из товарищей. Их много в городе, и на всякий случай у Майи хранилось несколько вполне надёжных адресов.

— Вернёмся, Матвей, — предложила она.

— Да ты что… Здесь так хорошо… Здесь мы одни.

Он попытался обнять её. Майя отстранила его руки.

— Можно найти место получше, — непреклонно сказала она. — Идем к тёте Саше У неё патефон, много пластинок и всегда в буфете кое-что припрятано.

— Никуда я с тобой не пойду! Хватит водить за нос, — разозлился Безродный. В самом деле, он столько потерял времени, и всё напрасно. — Можешь идти одна к своей тёте Саше, — он торопливо зашагал по тропинке.

«Всё пропало, всё пропало», — пронеслось в голове у Майи. Она догнала Безродного.

— Ты оставляешь меня одну?

— Можешь оставаться, если тебе так нравится.

Она преградила ему дорогу.

— Но это не по-мужски бросать в лесу женщину одну да ещё под вечер.

— У меня нет желания разбираться, что прилично, а что неприлично.

— Я о тебе была другого мнения… Хочешь, давай зайдём к леснику, у него чудесная смородиновая настойка и мочёные арбузы.

— В другой раз, — нетерпеливо отмахнулся Безродный. — Вечером я обещал зайти к одному больному.

Майя поняла, что теперь увести Безродного к товарищам не удастся, что он спешит. И она догадывалась, куда именно, — к немцам.

— Не к больному торопишься, Безродный, а в гестапо, — с гневом сказала она и увидела, как он попятился. Втянув голову в плечи и съёжившись, Безродный как будто готовился к прыжку.

— Что ты выдумала, Майя, — заикаясь, говорил он. Глаза его были широко раскрыты, и в них виделись дикая злоба и животный страх. — Шутница ты, Майя. Не ожидал от тебя такого, — продолжал он, приближаясь к ней.

— Стой! — крикнула Майя и выхватила из кармана пистолет.

От неожиданности Безродный на какое-то мгновение остолбенел, потом шарахнулся в сторону.

Майя дважды выстрелила.

Нелепо взмахнув руками, предатель рухнул в колючие заросли шиповника.

Порой полковник Дикман любил помечтать, особенно в те минуты, когда из окна дома он видел броневик и верную охрану. Развалившись на плюшевом диване и дымя сигаретой, он думал о тех событиях, которые вот-вот должны развернуться и приведут к несомненной удаче. Теперь, когда ему удалось заслать к партизанам своего человека — доктора Безродного, у коменданта не было сомнений, что скоро он узнает расположение главной партизанской базы и разгромит её. Для этой цели полковник потребует карательные войска, войск ему дадут сколько угодно, потому что в Берлине очень обеспокоены активностью партизан и для борьбы с ними сил не пожалеют. Карателей он в атаку поведёт сам. Хотя, собственно говоря, нет нужды идти в рядах атакующих, он только осуществит руководство, зная, что лавры победителя в конечном счете достаются не тому, кто подставляет свою голову под пули, а руководителю, который, подчас, даже не слышит выстрелов.